Смерть Вселенной. Сборник
Шрифт:
— Ладно, Гарри, — теперь и я говорил шепотом. — Не шевелись и не говори лишнего. Ты знаешь — он не укусит, пока не испугается. Сейчас мы все уладим.
В одних носках я тихонько вышел из комнаты. Взял на кухне маленький острый нож и положил в брючный карман — в крайнем случае, если что-то пойдет не так, им можно воспользоваться. Если Гарри кашлянет, шевельнется или чем-нибудь испугает крайта, и тот укусит, следовало надрезать укушенное место и попробовать высосать яд. Вернувшись в спальню, я увидел, что Гарри по-прежнему неподвижно лежит на кровати. Я подошел. Он не сводил с
— Гарри, — я почти касался губами его уха, чтобы шептать как можно тише. — Думаю, лучшее, что можно сделать — это постепенно, понемножку стянуть простыню. Тогда мы оценим ситуацию. Я смог бы это проделать, не потревожив змею.
— Не будь болваном, — произнес Гарри ровным голосом. Фраза прозвучала невыразительно, потому что каждое слово он выговаривал тихо и осторожно. Но глаза его и уголки губ говорили многое.
— Почему бы нет?
— Там темно. Его испугает свет.
— А что, если быстро стянуть простыню и сбросить его, прежде чем он успеет укусить?
— Почему бы тебе не сходить за доктором? — предложил Гарри. При этом взгляд его определенно показывал, что эта идея давно могла бы прийти мне в голову.
— За доктором? Ну конечно. Я вызову Гандербая.
На цыпочках выйдя в холл, я нашел в телефонном справочнике номер Гандербая, поднял трубку и попросил оператора поторопиться.
— Доктор Гандербай, это Тимбер Вудс.
— Хэлло, мистер Вудс. Вы еще не спите?
— Послушайте, вы не могли бы приехать? Прямо сейчас. И захватить сыворотку от укусов крайта.
— Кто укушен? — резко, как выстрел, прозвучало в трубке.
— Никто. Пока. Но Гарри Поуп лежит в постели, а змея у него на животе — спит там прямо под простыней.
Секунды три линия молчала, затем медленно и отчетливо Гандербай сказал:
— Пусть лежит неподвижно. Двигаться и разговаривать нельзя. Вы поняли?
— Конечно.
— Я буду немедленно! — он повесил трубку, и я снова отправился в спальню. Гарри впился в меня взглядом, лишь только я появился в комнате.
— Гандербай едет. Он сказал, чтобы ты лежал неподвижно.
— Он что, не соображает, что мне не остается ничего другого?!
— Послушай, он советует, чтобы ты не разговаривал. Чтобы мы оба не произносили ни слова.
Почему бы и тебе в таком случае не заткнуться? — краешек рта у него начал быстро и мелко подрагивать, это продолжалось несколько мгновений. Я вытащил платок и мягкими движениями осушил пот с его лица и шеи — чувствовалось, как чуть заметно дергается мускул, который обычно сокращается, когда Гарри смеется.
Выскользнув на кухню, я вытащил из холодильника немного льда, завернул в салфетку и мелко-мелко накрошил. Мне не нравилось, как ведет себя мускул на лице Гарри, и манера, с которой тот разговаривал. Я отнес мешочек со льдом в комнату и положил его Гарри на лоб.
— Так тебе будет легче.
Он закатил глаза и резко, сквозь зубы выдохнул:
— Убери это. Я хочу кашлянуть.
В окно скользнули лучи фар, перед бунгало остановился автомобиль Гандербая. Сжимая в ладонях мешочек со льдом, я вышел ему навстречу.
— Как дела? — на ходу спросил Гандербай. Он прошел мимо меня по балкону и дальше, в холл.
— Где он? В какой комнате?
Поставив свою сумку на стул в холле, он проследовал за мной в спальню. На нем были мягкие домашние тапочки, двигался он бесшумно и осторожно, как пугливый кот. Гарри наблюдал за ним краешком глаза. Подойдя к кровати, Гандербай улыбнулся пациенту и ободряюще кивнул головой, будто говоря, что дело несложное и лучше всего предоставить все ему, Гандербаю, а самому не беспокоиться. Потом он повернулся и снова вышел в холл, я — следом.
— Первым делом следует ввести ему немного сыворотки, — произнес он, открывая сумку. — Внутривенно. Но следует проделать это аккуратно. Нежелательно, чтобы он дернулся.
Мы пошли на кухню, и он прокипятил иглу. В одной руке у него был шприц, в другой бутылочка: он проткнул иглой резиновую пробку и набрал в шприц бледно-желтой жидкости. Затем подал шприц мне.
— Держите, пока я не попрошу его у вас.
Он взял сумку, и мы вернулись в комнату. Гарри смотрел на нас блестящими, широко раскрытыми глазами. Наклонившись над ним, Гандербай с величайшей осторожностью, будто это были кружева шестнадцатого века, закатал ему до локтя рукав пижамы. Я заметил, что при этом сам он старается держаться подальше от постели.
— Я сделаю вам укол, — прошептал он. — Сыворотка. Совсем не больно, но постарайтесь не шевелиться. Не напрягайте живот, расслабьтесь.
Гарри глянул на шприц.
Гандербай вынул из сумки кусок красной резиновой трубки и просунул одним концом Гарри под бицепс, затем стянул трубку крепким узлом. Протерев спиртом участок кожи на предплечье, он подал мне тампон и взял из моих рук шприц. Поднял его повыше, к свету; сощурившись, поглядел на деления и выдавил струйку желтоватой жидкости. Я стоял рядом и смотрел. Гарри занимался тем же, по лицу его стекал пот, казалось, оно смазано тающим на коже кремом — влага стекала прямо на подушку.
После того, как был наложен жгут, на внутренней стороне предплечья Гарри набухала голубая жилка — над ней нависла игла шприца. Гандербай держал шприц почти горизонтально. Игла вошла в вену, это было проделано медленно, но уверенно. Гарри взглянул на потолок и закрыл глаза, снова открыл их, но не пошевелился.
Закончив, Гандербай наклонился к уху пациента.
— Теперь все будет в порядке, даже если он вас укусит. Но не двигайтесь. Пожалуйста. Я на минутку выйду.
Он взял сумку и вышел в холл, я пошел следом.
— Теперь он в безопасности?
Маленький доктор-индиец стоял в холле и потирал нижнюю губу.
— Эта сыворотка дает какую-то защиту, не так ли? — спросил я.
Он повернулся и подошел к раздвижной двери, ведущей на веранду. Я думал, доктор выйдет на веранду, но он остановился по эту сторону двери и принялся вглядываться в ночную темноту.
— Может, сыворотка не очень надежна?
— К сожалению, это так, — не оборачиваясь, сказал он. — Может, она его спасет, а может, и нет. Я пытаюсь придумать что-то другое.