Смерть выберет тебя
Шрифт:
Ну разве не ирония судьбы? Хорэйшио Адер сделал, вероятно, больше любого другого мужчины, чтобы спрятать прелести женщины под кусками ткани. А умер он у ног того, что можно было бы назвать крупномасштабным символом Секса. Его невидящие глаза уже не могли созерцать все то, что на протяжении своей жизни так отчаянно старался прикрыть Хорэйшио: и груди, и бедра, и плоть, и красоту, и искушение, и сексуальность женщины.
Подлинное воплощение всей этой пластмассовой красоты, искушения и сексапильности стояло рядом с задрапированной в белое статуей, торжественное
— Будь со мной рядом, когда включат камеры, — сказала Лита. — На твоем фоне я буду смотреться лучше.
— Красавица и чудовище, а? — Я осмотрелся. Рядом с тыльной стороной дома, в нескольких ярдах от бассейна, было относительно свободное пространство. Я показал его Лите и сказал:
— Отойдем-ка на минутку, милая. Мне нужно сказать тебе кое-что, и не при всех. Она была озадачена:
— Но ведь телевидение… сколько сейчас времени?
— У меня такое предчувствие, что никакой телепередачи не будет.
Она нахмурилась, но последовала за мной, подальше от чужих ушей.
— В чем дело-то? — поинтересовалась она. — Ты ведешь себя так забавно.
— Хорэйшио Адер мертв.
— Мертв? Что ты имеешь в виду? Как это он может быть мертвым?
— Он убит.
Она вытаращилась на меня безучастно. Глаза ее смотрели на мое лицо, но, казалось, не видели его.
— Убит? — повторила она. Впечатление было такое, словно она испытала столько эмоциональных ударов, что этот новый просто не достиг ее.
— Я уже позвонил в полицию и сообщил Сэмсону из центрального отдела по расследованию убийств. Он мой друг и знает всю историю. Я объяснил ему, что могу поручиться за тебя и себя, но не за две-три сотни остальных.
Она вяло проговорила:
— Убит. Но… Хорэйшио? Маленький Хорэйшио… Зачем было кому-то убивать его?
— Не знаю. Действительно, зачем было кому-то убивать его?
Мои мысли были прерваны суматошной активностью у дальнего конца бассейна. Полицейские в форме и в штатском незаметно охватывали собравшихся кольцом. Огромное большинство жителей Голливуда при звуке патрульных сирен вздрагивают и разбегаются куда глаза глядят. Поэтому полицейские поступили благоразумно, явившись без лишнего шума.
Все больше голов поворачивалось в сторону полицейских, гости заговорили все разом при виде наплыва полиции. Гул голосов нарастал волной.
Мы с Литой пошли к полицейским, среди которых я узнал лейтенантов Картера и Флаэрти. Ответив на все их предварительные вопросы, я доложил им о главном событии. Картер — мужчина лет сорока, высокий, с носом крючком, прямыми черными волосами и топорщившимися усами — предложил:
— Пойдем взглянем на него.
Я оставил Литу со знакомым сержантом и поднялся вместе с Картером и Флаэрти в «башенную комнату». Они заморгали от изумления, увидев тело, хотя я уже и предупредил их о том, что их ожидает. Оба они уставились на пластмассовую Мамзель, перевели взгляд на покойного, потом снова на Мамзель.
Указывая на статую, Картер спросил:
— Какого черта здесь торчит эта штука? Я ответил:
— Хорэйшио делал какие-то фасоны для «Мамзель». Эта штука была нужна ему для примерок, для вдохновения или для чего-то еще.
— Ага, для чего-то еще, — согласился Картер. — Ну что же, займемся делом.
Команда из криминальной лаборатории занялась отпечатками пальцев, начала фотографировать, рисовать схемы, делать замеры и брать образцы для последующего лабораторного анализа. Никто не просил меня уйти, поэтому я остался, чтобы побольше разузнать. На небольшом столике рядом с письменным столом Хорэйшио Адера стояли два высоких стакана. В одном из них на дне были видны крупинки белого осадка. Принимая во внимание пену на губах Хорэйшио и то, что он был мертв, нетрудно было заключить, что он пил из этого стакана. На полу был найден пистолет 22-го калибра, из которого скорее всего был сделан выстрел в лоб.
После того как на нем не были обнаружены отпечатки пальцев, Картер взял его в руки, внимательно осмотрел и сказал:
— Судя по всему, это его собственный пистолет, его собственные ножницы, шнурок, которым он был задушен, взят из валяющегося тут хлама. — Он сделал паузу. — Сегодня утром он приказал своим служащим, чтобы его оставили одного в «башенной комнате», пока он не позовет, и чтобы все находились в задней части дома и не шумели, пока он творит. Какой вывод ты из этого делаешь, Скотт?
— Он был большой обманщик. Он не сумел бы добыть огонь, чиркая спичкой о коробок. Он передергивал, играл, фальшивил, устраивал представление двадцать четыре часа в сутки. Он бегал кругами, вопя: «Я — гений!» и «О, я такой хороший!», пока всех в радиусе ста ярдов вокруг не начинало тошнить. И то, что он нуждался в абсолютной тишине для создания своего хлама, было просто частью его представления. Таково мое мнение, лейтенант.
— Пусть так, но почему он загнал всех в заднюю часть дома?
— Понятия не имею.
Полицейский в штатском передал Картеру желтый листок бумаги. Картер прочитал записку и спросил:
— Где ты это взял?
Я зашел за спину Картера и взглянул через его плечо. Это была телеграмма, адресованная Хорэйшио Адеру, со следующим текстом: «Клиент осужден вымогательство восемь лет назад и отсидел два года Техачапи. Прилечу сегодня ночью фотокопиями и другими доказательствами. Лестер». Еще я успел заметить, что телеграмма была послана из Сан-Франциско восемнадцатого числа в 8.00 вечера.
Детектив объяснил:
— Нашел это среди его бумаг на письменном столе. Я задержался еще на пару минут, но больше ничего интересного не узнал. К тому же в моей голове начало кое-что проясняться.
Выйдя из «башенной комнаты», я спустился по лестнице и позвонил еще раз в полицейское управление. Через минуту меня соединили с капитаном Сэмсоном. После обмена приветствиями я сказал:
— Сэм, вчера утром, когда я разговаривал с тобой о Зоу Авилла, ты сказал, что она сидела. Я хотел бы перепроверить это.