Смерть за смерть. Кара грозных богов
Шрифт:
– Ладно, – выпалил Олег. – И да помогут тебе боги!
Розмич отвёл взгляд, запоздало сообразил, как надерзил владыке. Тут же поймал понимающую улыбку Гудмунда. Кажется, брат Олега даже подмигнул.
– Меч! – приказал мурманский князь.
Всё тот же Гудмунд шагнул к Розмичу, протянул заноженный клинок. Шепнул напоследок:
– Остроту на себе не проверяй. Я самолично его правил.
Раненый улыбнулся уголком разбитого рта – уж за кем, а за Гудмундом заточку
Место для поединка освобождали нехотя, потому как его исход был яснее ясного. Все понимали – проигрыш Розмича заставит отпустить предателя восвояси. А каких дел натворит освобождённый Полат, даже представить страшно.
Раненый ловил на себе негодующие взгляды, но оставался спокоен, как могильный камень. Пусть знатные мужи и дружинники воображают, что хочется, а он всё равно победит. Для этой победы самой жизни не жаль. Полат причинил слишком много зла, но никто, кроме Розмича, карать не вправе.
Едва Розмич и Полат оказались в кругу, клонящееся к горизонту солнце засияло стократ ярче. Будто вышние боги и впрямь решили глянуть на поединок. Эту перемену заметили все – толпа загудела с новой силой, послышались ликующие возгласы.
Полат казался невозмутимым, только громадные желваки ходили под густой бородой, выдавая беспокойство. Князь, как и Розмич, был без брони. Он отбросил в сторону алый, отороченный горностаем плащ и потянул меч из ножен.
Розмич же повернулся к толпе и велел ближайшему воину:
– Помоги.
Тот перехватил ножны, позволяя алодьчанину вытащить меч, с грустью покосился на бессильную правую руку дружинника. В ответ Розмич оскалился и, отойдя на пару шагов, крутанул меч в левой руке. Толпа ахнула, а Полат заметно побледнел.
Зато Гудмунд боле не скрывал веселья. Распрямился, выпятил грудь.
– Обоерукий? – удивлённо спросил кто-то.
– Ага, – отозвался Олегов брат гордо. – Сам учил!
– Ты почему скрывал? – выпалил Полат. – Почему не сказал?
– А что, должен был? – ухмыльнулся Розмич. – Как говорит один мой знакомый: ежели человек не расхваливает направо и налево свои уменья, не значит, что безрук и бестолков. А ещё он говорит, что мы, словене, народ скрытный! Ужели ты, князь, этого не знал?
Их разделял всего пяток шагов, и вместо ответа Полат бросился в бой.
Из-за хромоты отскочить Розмич не успел, широкая полоса рассекла грудь. Дружинник даже не охнул – ответил коротким ударом, пропорол Полату бок. Тот стиснул зубы и снова ринулся вперёд, рубанул сверху.
В этот раз алодьский дружинник поймал удар. Звон железа слился с рёвом толпы, опьянил. Розмич
Тут он и смекнул – противника нужно брать ловкостью, как бы Розмич ни храбрился, а подбитая нога болит, долго дружинник не продержится. Налетел, осыпав поединщика злыми короткими ударами, заставил вертеться брошенным на сковороду ужом. Напоследок достал – резанул левую ногу, чуть выше колена.
Алодьчанин ответил обманным выпадом – удар, обещавший оставить Полата без ступни, пришёлся выше, прочертил ниже бедра кровавую полоску. Белозёрец коротко взвыл, отскочил на пару шагов и принялся кружить вокруг противника, изматывая бесцельным танцем.
Тот, впрочем, не потакал белозёрской хитрости, с остервенением бросился на врага.
Розмич не щадил ни Полата, ни себя. Почти не защищался, нападал вдвое чаще, нежели противник. Его поддерживали криками и свистом, каждый удачный выпад заставлял сторонников Олега ликовать. Звон мечей смешивался с людскими голосами, напоминал песнь.
И только самые искусные воины видели – дела плохи. Алодьчанин не пытается достать Полата всерьёз. Не бьёт – царапает. А означает это лишь одно: Розмич самонадеянно готовится провести единственный смертельный удар. Красиво, но бессмысленно, когда речь идёт о судьбе целого народа. Но Олегов дружинник смог…
Он выбил оружие из руки противника. Полат попытался отскочить на безопасное расстояние, но неудачно – запнулся, растянулся на земле. Розмич вмиг оказался рядом, приставил меч к горлу. Одно крошечное усилие, и Полат умрёт.
– Добей! – крикнул кто-то. Толпа подхватила призыв, мир взорвался остервенелым рёвом.
– За Ловчана, – прошептал Розмич. – За Вихрушу, Губая, Миляту. За Птаха. Смерть за смерть! – изрёк он твёрдо.
– Стой! – проорал Полат дурным голосом.
Толпа удивлённо притихла.
Поверженный не пытался заслониться или подняться, видел – бесполезно. Остервенение во взгляде Розмича – уже приговор, алодьского дружинника ничто не остановит. Но он всё-таки попытался:
– Ты не можешь меня убить! Я князь, а ты – всего лишь пахарь!
Слова пробили пелену бешенства, отрезвили.
Сколько раз Розмичу пеняли пахарским прошлым? Сколько раз приходилось стискивать зубы и терпеть? А теперь? Что делать теперь?
– Признай себя побеждённым, – прохрипел он. – И я, Розмич, сын пахаря, оставлю тебе жизнь.
– Розмич, не слушай его! – рявкнул кто-то.
– Добей предателя!
– Таким не место среди живых!