Смертельная лазурь
Шрифт:
Несмотря на синяки, ссадины и прочие «знаки отличия», я покинул школу борьбы в добром настроении. Все же легче, если у тебя есть сподвижник, особенно в таком запутанном деле, как выяснение причин недавних трагических событий. С другой стороны, мне удалось узнать о своем покойном друге нечто такое, что наводило на размышления. Да и погода явно была под стать настроению: тучи понемногу рассеивались, и сентябрьское солнце освещало улицы Амстердама ласковыми, совсем не осенними лучами. Усевшись на деревянную скамейку какой-то забегаловки на Принсенграхт, я заказал кружку пива, велел также принести трубку доброго табака
Грузовые лодки причаливали у товарных складов, с высоких коньков крыш спускались крючья подъемников, перегружавших прибывавшие товары — тюки с хлопком, бочки с вином, ящики, о содержимом которых мне оставалось лишь догадываться. Это могли быть драгоценные пряности с островов Вест-Индии или кора деревьев из Португалии, в бочках — направлявшееся в Россию или Германию вино из испанской Малаги или же пиво из Брабанта. В мешках обычно перевозили ткани из Англии и табак из Турции. Наблюдая эту картину, я внезапно понял, что совет, поданный Охтервельтом, не так уж и абсурден.
Мною овладело странное желание покинуть родные края, убраться за тридевять земель. Воображение рисовало незнакомые города, пестрые восточные базары, синюю гладь бескрайних океанов. Батавия, Суматра, Маврикий, Суринам! Как странно и волнующе звучали эти названия, задевая потаенные струны моей души. Я видел местных жителей этих островов, слышал их говор на непонятном наречии, представлял себе невиданные растения и животных. Разумеется, того, кто отважится на путешествие в далекие страны, всегда подстерегают угрозы — тропическая лихорадка, морские разбойники, хищные звери. Но лишь того, кто, презрев все опасности, отправляется неведомо куда, ждут великие открытия.
Здесь, в Амстердаме, меня ничто не удерживало — следовало это признать, — что сулило бы мне блестящее будущее. Здесь было пруд пруди подобных мне начинающих живописцев. Лишь считанные из моих ровесников могли надеяться на то, что дорастут до известных мастеров кисти, но и это не служило гарантией безбедного существования. И лучший пример тому — судьба самого Рембрандта. Нет, я был не хуже многих, даже очень многих молодых художников, но разве мог я причислить себя к Рубенсу, Франсу Халсу и другим знаменитостям?
Впервые я подверг сомнению реальность карьеры живописца. Вероятно, потому что впервые всерьез задумался об этом, взвесив все «за» и «против». Я ведь с младых лет грезил о стезе живописца — мои первые детские и юношеские работы удостаивались похвал. Но истинное искусство — это ведь не похвалы друзей, родственников или учителей, знающих тебя с младых ногтей.
Вон там, на островке Тексен стояли у причала торговые корабли, готовившиеся отплыть в разные концы мира. Может, и мне следовало попытать счастья на их борту, а уж потом решать, кем стать и чем заняться в жизни? Исхоженный вдоль и поперек Амстердам с его узкими улочками показался мне до ужаса крохотным. Мне почудилось, что его стоящие впритык дома вот-вот обрушатся и навеки погребут меня, отрезав от остального мира.
Еще до вечера я принял решение уехать из Амстердама на поиски счастья в тех краях, названия которых напоминали об опасностях и приключениях. Но сперва я должен вернуть доброе имя своему покойному другу Осселю Юкену.
Довольный, что у меня наконец появилась настоящая цель, я вытянул ноги и, привалившись
— Красавица, каких мало, если желаете знать мое мнение, — проскрипел чуть ли не в ухо мне чей-то незнакомый голос. — Одета весьма пристойно, и в то же время как же она соблазнительна. Жаль вот только, что я староват для этой милашки, да и вдобавок настоящий урод. К тому же беден как церковная мышь.
Сей краткий монолог принадлежал пожилому мужчине, сидевшему за соседним столиком перед опустевшим бокалом и посасывающему коротенькую трубку. Обветренное, изборожденное морщинами лицо его говорило о том, что передо мной побывавший в переделках пожилой моряк. Такие морщинки вокруг глаз всегда появляются у тех, кто, зажмурившись на солнце, долгими часами вглядывается в горизонт, стремясь разглядеть порхающих чаек или другие признаки приближающейся суши.
— Хенк Роверс, — представился старик. — На всех морях, как у себя дома, но Амстердам — мой настоящий дом.
— Корнелис Зюйтхоф, дальше Амстердама не бывал, — ответил я в тон своему новому знакомому, не отрывая взгляда от рыжеволосой девушки.
— Но несмотря на это, глаз на красавиц у вас острый! — плутовато усмехнулся старик. — Да, эта малышка ван Рибек — просто очарование.
— Так вы ее знаете?
Старый моряк кивнул:
— Она дочь одного купца, Мельхиора ван Рибека. Если не ошибаюсь, ее зовут Луиза. Ну конечно, это она — видите, как раз собралась войти в дом Рибека!
И правда, особа, известная мне под именем Марион, бойко взбежав по ступенькам, исчезла за дверью солидного купеческого дома.
— Видит око, да зуб неймет — вот и вся забава для нас, старичков, и для вас, беднячков, — вздохнул моряк. — Не хочу вас задеть, Зюйтхоф, но вы мало походите на того, у кого денег куры не клюют.
Я примирительно осклабился:
— Ничего-то от вас не скроешь, Хенк Роверс. А вы недурно осведомлены о жизни этого Рибека и его дочурки. Откуда вы о них знаете?
— Я почти каждый день сижу здесь, поневоле все обо всех узнаешь. Тем более что о Рибеке последнее время только и говорят.
— И что же?
Ровере с досадой крякнул, потом многозначительно пощупал себя за кадык и устремил скорбный взгляд в давно опустевший бокал.
— Во рту что-то пересохло, так что не очень-то разговоришься.
Заказав еще одну кружку, я пересел за столик Роверса и стал дожидаться, пока старик промочит горло.
Терпение мое было вознаграждено. Старый моряк рассказал мне о купце Рибеке, попавшем в полосу невезения. Корабль, груженный товарами, часть которых принадлежала Рибеку, незадолго до прибытия в родной порт попал в шторм и потонул. Второй корабль, тоже с грузами, приобретенными на его деньги, между Макассаром и Матарамом был захвачен пиратами, которые разграбили его, а потом сожгли. Чтобы покрыть убытки, Рибек пустился в биржевые спекуляции.