Смертельная верность
Шрифт:
Только когда они дошли до милицейского «УАЗика» и Боря открыл перед своим спутником заднюю дверь, я поняла, что не просто так они шли рядом. Мужик полез внутрь, замешкавшись на пороге, и следом за ним потянулась Борина рука, пристегнутая невидимыми из-за рукава куртки наручниками.
Димыч дождался подошедших следом Толика с Серегой, сказал что-то, махнул рукой в сторону своей машины и побрел к ней, ежась на ветру. Толик постоял еще пару секунд и пошел следом.
Он сел на заднее сиденье и вежливо поинтересовался:
—
Я помотала головой, но Толик решил пояснить все подробно. А может, просто не мог сидеть молча.
— Мне места там не хватило. Борька с этим хмырем все сиденье заняли.
— Ничего, потеснились бы. Не баре, — буркнул Димыч, садясь в машину. — Ладно уж, поехали с комфортом.
Я переводила недоуменный взгляд с одного на другого. Как это поехали? А как же Ольга Кузнецова?
— Не успели, объяснил Димыч, глядя строго перед собой. — Улетела птичка.
— А это что за мужик?
— А это как раз гражданин Сиротин. Подпольная кличка «Лелик». Он, видно, зазнобу свою провожал. В лучшую жизнь. Там прямо, возле паспортного контроля и взяли.
— Да ладно, он и не сопротивлялся даже, — подал голос Толик. — Стоял, весь какой-то потерянный.
Димыч горько усмехнулся и с силой потер ладонью лоб.
— Будешь тут потерянным. Он ради нее на убийство пошел, а она хвостом вильнула и улетела. Вот такие вы, бабы!
А чего на меня-то смотреть? Я тут при чем? Или я должна отдуваться сейчас за всех коварных женщин, беззастенчиво использующих влюбленных в них мужиков? Мне самой этого Лелика жалко.
Словно подтверждая мои мысли, Толик тихо сказал с заднего сиденья:
— Это же надо так любить! Столько лет уже прошло. Она уже замуж разок сходила и снова собирается. А он все по ней сохнет. Прямо какая-то собачья преданность, блин.
Память тут же услужливо подсунула картинку: солнечный осенний вечер, отмытая недавним дождем жухлая трава, и в этой траве, положив морду на лапы лежит, ко всему безучастный, замечательный и уникальный пес Райс. Чемпион, завидный жених, носитель породы и прочая, и прочая. Только плевать ему на собственные достижения и особую племенную ценность. Потому что жизнь его потеряла смысл в тот момент, когда хозяин его ткнулся мертвым лицом в опавшие листья.
Или когда самолет, набрав скорость, оторвался от взлетно-посадочной полосы и унес того, кто был для тебя всем. Всей твоей собачьей жизнью.
— Ладно, поехали. Чего сидеть просто так? — не выдержал Толик.
— Можно с Москвой связаться. С транспортной милицией, — сказал Димыч медленно, словно раздумывая. — У Кузнецовой в Москве пересадка, можно еще взять.
— А что они ей предъявят? Им это надо, влезать в непонятно что?
— Да, предъявить ей пока нечего. Но у нас есть время. Сколько до Москвы самолет летит?
— Часа четыре.
— Ну вот. У нас есть четыре часа времени и гражданин Сиротин. Если нам удастся
— Ну так поехали, — заорал Толик и, подпрыгнув, стукнулся макушкой об потолок. — Чего стоять-то просто так? Время идет.
Самолет оторвался от земли совсем незаметно.
Она все ждала каких-то ужасных ощущений. Ведь многих, говорят, тошнит при взлете и посадке. Она тоже приготовилась чувствовать себя плохо, а оказалось, что ничего особенного и не происходит. Зря только боялась.
Ольга откинулась в кресле и счастливо улыбнулась. Вот теперь уже точно все. Можно наконец расслабиться и помечтать без помех.
На самолете они с Ксюшкой летели первый раз в жизни. Ольге было немного не по себе, в основном из-за того, что стеснялась в этом признаваться. А еще очень любопытно и немножко радостно. Немножко — потому что она боялась поверить, что все у нее получилось и удалось.
Теперь, когда долгожданная сказка началась, вдруг оказалось, что никакого особого счастья она не испытывает. Только усталость. И еще облегчение.
Все оказалось не так страшно.
И все теперь позади.
Ольга закрыла глаза, и вдруг увидела перед собой, очень отчетливо, словно наяву, Лелика, прижавшегося лицом к стеклянной двери.
Там, в аэропорту, она подумала с привычным раздражением, что терпеть его осталось совсем недолго. Только пройти до конца коридора, и Лелик пропадет из виду. Навсегда.
Он был для нее самым главным напоминанием о прошлой, неинтересной жизни. Жизни-черновике, который она собиралась спрятать как можно дальше. Первое, что хотелось забыть — это Лелика.
Но его забыть как раз и не получалось. Полчаса она уже ерзает в самолетном кресле, пытаясь отогнать навязчивое видение. А безжалостная память все подсовывает ей эту картинку: ненормально бледный Лелик, прижавшийся лицом к стеклянной двери…
— Мам, смотри, мы над облаками летим!
Ксюшка дергала ее за руку и тянула к иллюминатору.
Ольга вытянула шею и увидела. Облака были внизу, под ногами. Мир перевернулся и встал с ног на голову. Все разом стало по-другому, неправильно, непривычно и от этого захватывающе-интересно.
Ольга вытерла ладонью недавние слезы и засмеялась вместе с дочкой. Счастливо и беззаботно.
Димыч завел меня в соседний пустой кабинет и ткнул рукой на свободный стул.
— Посиди тут пока. Сейчас время дорого — не до тебя. Вот, книжку почитай.
Он сдернул с полки толстенный том и брякнул его на стол передо мной.
— Я тебя потом позову, — пообещал он уже в дверях.
Хорошенькое дело! Они, значит, Сиротина допрашивать будут, а я посиди? Как будто это не с моей подачи они обо всем догадались. Нет, пора. Пора обидеться на Захарова по-настоящему.