Смертельное сафари
Шрифт:
– Он со всеми девушками так заигрывает, – попытался отшутиться я. – Скажи ему, как я велел: меня нет!
– Я не понимаю ни слова! – сказала она с отчаянием.
– Значит, он перешел на арабский. Так всегда бывает, когда он злится. Терпение, это сейчас пройдет. Повтори, что я уехал, и вешай трубку.
Но коварная Асия заявила Омари, что я только что вошел, и протянула мне трубку.
– Сам с ним говори!
Я растерялся. Если комиссар Омари ругается по-арабски, значит, я действительно до зарезу ему нужен. Может, уж лучше ответить? Узнаю, что стряслось, а потом как-нибудь вывернусь. Я подошел
– Да?
– Это ты, Окей?
Омари был моим инструктором в специальном полицейском колледже, до того как его повысили по службе. Тогда мы с ним ладили, недаром до сих пор он помнит мое прозвище. И все-таки закадычными друзьями мы не стали.
– До тебя невозможно дозвониться! – Его голос был жестким, бесцветным.
– Вам что-то нужно от меня? – спросил я с такой же ледяной интонацией.
Я мог позволить себе подобную вольность: прежде чем стать частным детективом, пришлось дать подписку о сотрудничестве с Особым отделом, однако я уже не его подчиненный и не обязан ему поддакивать. Последние две недели он добивался моего согласия на участие в операции, которая меня не слишком-то привлекала.
– Нам необходимо поговорить, – заявил Омари.
– Слушаю вас.
– Это не телефонный разговор. Загляни ко мне на пару минут.
– Если это насчет того, чтобы нянчиться с делегатами сессии ЮНКТАД [2] , то я по-прежнему не согласен.
– Прошу тебя заехать ко мне, – невозмутимо повторил Омари. – Это не займет много времени.
– Пока вы в таком настроении, лучше вам на глаза не попадаться! – сказал я и тут же понял, что допустил ошибку.
– Окей, ты же меня знаешь. Со мной можно иметь дело.
2
Конференция ООН по торговле и развитию.
Однако я так не считал.
– Если вам не перечить, – уточнил я.
– Я велю, чтобы тебя привели силой, – не меняя тона, пригрозил он.
Что верно, то верно. Стоит ему моргнуть, и его люди доставят меня к нему хоть с того света. Глава ведомства национальной безопасности – фигура могущественная. Омари не церемонится с теми, кто становится у него на пути. Я не вправе рисковать собой и тремя тысячами марок, полученными от фон Шелленберга.
– Нельзя ли встретиться на нейтральной территории? – спросил я запальчиво. – Мало ли подходящих мест в городе!
– Где?
– Скажем, в отеле "Нью-Стенли".
– Идет!
– Часов в пять?
– В половине шестого! – В трубке раздались короткие гудки.
Он и впрямь в скверном расположении духа. Интересно, что его гложет?
Асия сгорала от любопытства.
– Этакий истукан, – вздохнул я. – Он действительно может упрятать кого хочешь по закону о превентивном заключении.
Когда я еще работал под его началом, мы иногда неделями допрашивали какого-нибудь беднягу, а на официальные запросы давали стандартный ответ: "Ведется расследование, задержанный своими показаниями оказывает помощь полиции". И точка! Ни имени, ни прочих подробностей. При желании можно любого упечь на долгие годы. Пока не выложит все, что было и чего не было...
3
Уже
Комиссар прибыл, когда я приканчивал вторую бутылку. Я сразу определил по его виду и походке, что жизнь и работа ему осточертели. Омари был пяти футов шести дюймов роста, с широченными плечами и весьма внушительным видом – с таким не поспоришь. Лицо имел круглое, чисто выбритое, с упрямыми карими глазами и неожиданно мягкими очертаниями губ.
Он сел напротив, заказал черный кофе и посмотрел на меня ничего не выражающим, действующим на нервы взглядом.
– Как дела, Окей?
– О'кей, – кивнул я и изобразил на лице нечто неопределенное, не зная наверняка, какой именно смысл вложил он в свой вопрос.
На нем был один из его излюбленных темно-синих костюмов, широкий галстук с изображением кенийского герба и темно-серая фетровая шляпа, которой он прикрывал изрядных размеров плешь на макушке.
Я достал сигареты и протянул ему. Он скосил глаза на пачку, потом снова уставился на меня, поигрывая желваками. Правоверный мусульманин, он не курил и не пил. Я помнил об этом, однако предложил сигарету, чтобы выяснить, в каком он настроении. Если он добродушно чертыхнется по-арабски, значит, все в порядке. Но сейчас он промолчал, продолжая буравить меня взглядом.
Официант принес ему кофе. Омари добавил ложечку сахара и принялся помешивать в чашке.
– Мы действительно нуждаемся в твоей помощи, – сказал он.
– Я пытался объяснить по телефону... – начал я, но он меня перебил:
– Знаю. – Омари поднял ладонь, сдерживая нетерпение. – У тебя уже есть работа.
Отхлебнув кофе, неестественно спокойным голосом и тщательно подбирая слова, он напомнил мне, что, будучи отставным агентом уголовного розыска, дававшим в свое время присягу, я обязан ставить государственные интересы выше личных. Я это и раньше, конечно, слышал, но лишь в его устах подобные аргументы производили на меня должное впечатление.
– Шеф, – заговорил я почтительно, – несколько месяцев у меня не было ни одного приличного клиента. Я задолжал за квартиру, за аренду конторы, у меня отключили телефон, а в банке грозятся закрыть счет. Вы не можете требовать, чтобы я отказался от прибыльного дела ради служения отечеству! То, что вы предлагаете, продлится недели две?
– Три, – последовал ответ.
Того, что заплатит мне правительство за трехнедельную работу, не хватит и на месячную арендную плату. Я так ему и сказал.
– Придется распрощаться с частной практикой. Неужели я вам так необходим?
– Иначе я бы не сидел сейчас здесь, – резонно ответил Омари. – Впервые Организация Объединенных Наций проводит в Африке столь ответственную встречу. Мы ожидаем три тысячи делегатов и по меньшей мере трех глав правительств. Сам понимаешь, каких усилий потребует от нас обеспечение их безопасности. Наверху волнуются, как бы чего не стряслось. Мы мобилизовали все полицейские службы, призвали на помощь резервистов.