Смертельные игры Пустоши. Узница
Шрифт:
Еля уткнулась взглядом в чашку с чаем.
— Главное, чтобы Май всей этой ерунде не верил и верил тебе. А то знаешь... один раз не обратил внимания, второй — не поверил, а на третий — задумался. И проверил.
— Что проверил? Собираю ли я амулеты? Изучаю заклинания? Вздор какой.
Майстрим ей верит.
Ведь верит же?.. Не может верить этим глупостям, написанным в записках? Или может?..
На последней встрече, три дня назад, когда она сразу не смогла озвучить своё решение относительно свадьбы, Мадлен и Бердайн ненадолго оставили их в кабинете. У
— Еля, я обещал защиту, но пока не могу защитить, — серые глаза, полные тревоги и вины, пристально смотрели на неё. Май снова присел перед ней на корточки, взял её руки в свои.
Такой красивый... такой родной...
— Ты не виноват.
— Я — причина того, что теперь ты стала мишенью.
Еля хотела возразить, что это не так, но... так и не нашла слов, чтобы сделать это, понимая, что всё так и есть. Она — мишень, а причина этого Майстрим.
Если бы она и дальше продолжала проживать в Ровении, как обычная выпускница полицейского университета и приёмная дочь фурий, кому бы мешало её существование?
Наверное, никому.
А как будущая императрица Ровении она стала мешать многим. Генералу Данери, советнику по безопасности императора Эдварду Данери, энийцам и тому, кто нанял убийцу.
Еля поняла, что невольно перечислила всех недоброжелателей вслух, увидела, как изменилось лицо Майстрима. Он нервно сжал её пальчики.
— Если бы я отпустил тебя тогда, как ты просила... — голос Мая осёкся и не слушался хозяина. Он не договорил, приподнялся и схватил её за плечи. — Я найду его, обещаю. Где бы он не находился... Ни одна волосинка не упадёт с твоей головы.
— Если бы ты отпустил, когда я просила тебя об этом, то ничего бы этого, возможно, не случилось, — прошептала Еля. — Но ты не отпустил... сказал, что любишь...
— Еля, больше жизни... — Майстрим нависал над ней, ловя взгляд и каждое слово.
— А сейчас... — Еления слегка улыбнулась, — я тоже люблю тебя, Майстрим, и не хочу, чтобы ты меня отпускал. Больше не хочу. Если ты меня отпустишь, это станет равносильно моему убийству, потому что без тебя я уже не смогу.
Майстрим буквально выдернул её с дивана, сжав в объятиях.
— Моя милая, если бы я хотя бы на сотую долю мог предположить, что всё так может обернуться, я бы никогда, поверь... — Май прижимал к себе Елю, зарываясь лицом в шёлковые медные волосы, чувствуя себя так паршиво, как никогда ещё не чувствовал.
Он оказался эгоистом, настаивая на том, чтобы Еления вновь впустила его в своё сердце, опрометчиво решив, что против их брака настроены только отец и дядя. А неожиданно оказалось, что недовольных слишком много, и все хотят лишить жизни его любимую девушку.
— Май, теперь я понимаю тебя, — шептала Еля, обнимая его за талию, с наслаждением подставляя лицо под горячие губы. — Понимаю, почему ты меня преследовал. Понимаю, почему не отпустил. Сейчас я тоже не смогла бы отказаться от тебя. Это невозможно... когда любишь.
— Ты меня любишь, — Май заключил любимое лицо в ладони, внимательно вглядываясь в глаза, полные нежности. — Девочка моя... как же я ждал этого.
Они долго не могли оторваться друг от друга. Он держал в ладонях её лицо, с жадностью целуя всё, что находили губы. Она судорожно цеплялась тонкими пальцами за его плечи, поднимаясь на носочки, чтобы быть ещё ближе. Еле хотелось так много сказать, всё, что чувствовало сердце и лежало на душе. Столько всего накопилось... Но... Громкое покашливание Верховной Фурии вернуло их с небес на землю. Стало больно от сдерживаемых эмоций... она уткнулась лбом в твёрдую грудь, пытаясь с собой справиться. Май бережно обнял её.
— Полагаю, вы остановились на скорой свадьбе, — вздохнула Бердайн, когда они застыли в объятиях друг друга, — а не на расторжении помолвки, — Фурия грустно улыбнулась. — Отлипайте уже друг от друга, поберегите нервы старой больной женщины. Вам осталось подождать неделю.
Еля и Май нехотя отстранились друг от друга. Их взгляды встретились...
— Я приду вечером, — еле слышно шепнул Май и повернулся к Фурии с уже привычным выражением на лице — бесстрастным.
Верховная Фурия снова грустно улыбнулась.
— Бoльшинcтвo людeй вeдyт ceбя тaк, кaк бyдтo жизнь — этo чeрнoвик, как будто у них всегда будет возможность потом что-то исправить... переписать... — Бердайн тяжело вздохнула. — Нет! — резко произнесла она, и Еля вздрогнула. — Такой возможности не будет. Никогда и ни у кого. Поэтому, если вы любите друг друга, то приняли правильное решение. Жизнь oднa, и нужно прожить её так, чтобы потом ничего не нужно было исправлять... И чтобы не сожалеть...
Еля помнила, как, выходя из кабинета, Май на минуту открылся ей, и её укутало уже привычное тёплое облачное покрывало безумной нежности, любви и восхищения. А его прощальный мимолётный взгляд, казалось, говорил: «Осталось совсем чуть-чуть, и мы уже никогда не будем расставаться».
Жизнь одна... а пока они всё время расстаются...
От воспоминаний того дня стало тяжело и на душе, и на сердце. Но ведь была ещё одна встреча... вечерняя...
Разве после неё мог он в ней сомневаться?
Стало тревожно, — происходящие в последнее время события напоминали Елении отдельные сцены заранее подготовленного спектакля, главный акт которого ещё только должны сыграть. И ведущая партия в этом последнем действии будет отводиться ей. «Прима-балерине театра».
Интуиция вопила об этом. И о жуткой опасности, которая ей угрожает.
Глава 43
Когда Елении на подносе поднесли конверт, она, всё ещё задумавшись, вскрыла его, лишь машинально отметив, что он не подписан.
Мелькнула неясная мысль о посланиях «невидимок», об опасности таких анонимных писем, вдруг заворочалась интуиция. Но Еления, словно заворожённая, уже доставала из конверта тонкий лист дорогой бумаги для писем, на котором была наклеена из отдельных букв одна фраза: «Ты находишься на чужом месте».
Криста, увидев как подруга вдруг побледнела, требовательно протянула руку к письму.