Смертельный лабиринт
Шрифт:
И когда Климов вышел, плотно притворив за собой дверь, Вячеслав Иванович вытащил записную книжку, полистал, нашел и набрал номер городского телефона.
— Малинина слушает, — услышал он ровный и спокойный голос.
— Здравствуйте, Марина, это Грязнов. Извините, если я оторвал вас от срочных дел, у вас найдется для меня три минутки?
— Здравствуйте… Вячеслав Иванович, я вас слушаю, можете не торопиться, у меня небольшой перерыв.
Короткая пауза между «здравствуйте» и его именем, понял Грязнов, понадобилась Марине для того, чтобы решить для себя, как его называть — по имени, как в ресторане, или полностью, с претензией на официальность? Крепко, значит, обидел этот дурак хорошую женщину…
— Спасибо,
— Вячеслав Иванович, не стесняйтесь. Я вас глубоко уважаю, и на любую помощь с моей стороны вы, как и Александр Борисович, можете полностью рассчитывать. Вы это хотели услышать?
— И это тоже, Мариночка! — словно обрадовался выходу из тупика Грязнов. — Но не только.
— А что еще?
— Марина, — как бы решился Грязнов, — можно я не буду темнить, а назову вещи своими именами?
— Разумеется.
Ему показалось, что она улыбнулась.
— Тогда я рискну и скажу вам всю правду, ладно? — И продолжил, не дожидаясь ответа: — Девочка вы моя милая! Я, по правде говоря, полностью в курсе всех последних событий. Больше того, этот дурак явился ко мне за советом, как ему быть, проводя опознание? Я, как мог, объяснил ему, к чему эта его дурь может привести, он выслушал, согласился и, разумеется, поступил по-своему…
— Вячеслав Иванович… — сделала она попытку прервать его.
— Мариночка, лапушка, уж простите старику многословие, дослушайте, а там делайте выводы, я же вас ни к чему не принуждаю, дорогая моя! Ну, короче, провел он свое опознание, обнаружил-таки ту дамочку, Зою Воробьеву, что была у Морозова утром, накануне Нового года, и эта улика дала Сане прекрасные возможности развернуть уже свой поиск в Нижнем Новгороде. Теперь то, что касается вашей фотографии. Я осудил, причем довольно резко, его желание представить на опознание и ваше фото. Но он был по-своему логичен и, кстати, почему-то уверен в той консьержке. Верил, что она не страдает аберрацией памяти. И тем не менее частично мое предсказание сбылось, потому что только идиот мог не предвидеть последствий. Причем, прошу заметить, уже предупрежденный мной идиот. Знаете, что я ему сказал? Я сказал, что он может поступать как хочет, и, если бы дело касалось не конкретно вас, а кого-то постороннего, я бы не возражал и только приветствовал. Но уж если ты решился, тогда засунь свой честный язык в собственную, извините, задницу! В противном случае вы его немедленно выгоните к чертовой матери. Или дадите по роже, что тоже будет с вашей стороны вполне справедливо и им заслужено. Точнее, не «или», а «и». Вот так я ему и сказал. Финал мне стал известен только сегодня, час с небольшим назад.
— Вячеслав Иванович…
— Да что ж вы так официально? Разве мы поссорились с вами?
— Ну хорошо, Слава… Я хочу, чтобы вы поняли истинную причину такой моей реакции… Я думала, что со смертью… с его смертью, умерло и прошлое, но оказалось, что оно ядовито напомнило о себе. И это безумно больно…
— Если вы были наблюдательны, Марина, а я уверен, что уж в чем, в чем, а в этом вам никак не откажешь, то вы наверняка заметили, что мы с Саней именно так и поняли, когда вы потребовали, чтобы Сергей передал нам эти чертовы письма. Ну и когда вы к нам подошли потом, на улице уже, возле машины, помните? Лично мне, скажу вам откровенно, как раз очень понравилось именно то, что вы отнеслись к письмам трезво и спокойно, умница, так и надо!
— Спасибо. Приятное утешение… А может, я и сама запуталась…
— Вот и давайте попробуем немного распутать, а дальше, как говорится, само покатится, — обрадовался Грязнов. — Мариночка, я сегодня уезжаю, а он остается руководителем нашей бригады. Но за последние три дня он умудрился сделать лишь то, на что еще неделю назад у него уходило максимум полчаса, понимаете? И мне на этого дурака, честно говоря, противно смотреть — какая-то сопля ходячая.
— Но я…
— Марина, еще буквально два слова, хотя я понимаю, что вам это, возможно, неинтересно слушать. Но уж потерпите, мы ж если и увидимся, то теперь нескоро, а может, и вообще никогда, кто знает. Я повторяю, он поступил, как полнейший идиот, не просчитав последствий, в смысле вашей абсолютно справедливой и логичной реакции. Но это был, хоть мне и неприятно именно вам так говорить, абсолютно честный шаг с его стороны, если отбросить ненужные эмоции. И то, что сделал, и то, что сам же вам и рассказал. Понимаете, есть среди казаков, я их многих знаю, вот такие честнейшие до идиотизма экземпляры. Ну до того честные, что аж противно! И Сережка — из этих, редких уже на земле, индивидуумов. Сам будет мучиться и других мучить, но чтоб все у него всегда было по-честному. Я не буду давать вам советов, но сам бы на вашем месте просто дал бы ему по морде — смачно, со всего маху, чтоб у него в ушах неделю, а то и всю оставшуюся жизнь перезвон стоял! Ну и…
— Что «и»?
— А то вы не знаете? Эх, девочка, с нашим братом иначе нельзя, поверьте мне… И последнее… Если бы я уже не влюбился в вас, я никогда не дал бы вам такого совета, можете мне верить. Впрочем, Саня наверняка разделил бы мою точку зрения, если был бы сейчас рядом… Марин, а может, вам все же стоит еще разок рискнуть? Предварительно сделав то, что я предложил? В плане… хм, его физиономии? И я бы спокоен был, и у вас бы настроение поднялось, а мы бы потом, когда-нибудь, собрались да и посмеялись вволю, а?
— А почему бы вам… Слава, не воспользоваться удобным случаем и самому не сделать мне предложение, от которого я бы не смогла отказаться?
— Ах, душа моя… — вздохнул Грязнов. — Десяток годков назад даже и не задумался бы. А теперь я воспринимаю ваш вопрос как добрую, дружескую шутку и благодарю за то, что вы слишком высокого обо мне мнения.
— Ну хорошо, Слава, будем считать, что вы меня уговорили. Наверняка он где-то там, у вас, болтается?
— А я его в коридор выгнал, чтоб не мешал, даю честное слово, что он ничего не знает о моем звонке к вам.
— Вам я верю, — просто ответила Марина. — Тогда скажите ему, что он может мне позвонить. Ну а уж вашим-то предложением я воспользуюсь с наслаждением!
— Ах, молодчина! Ах, умница! Нет, таких женщин уже и не осталось… А новых не делают. Целую ваши ручки, дорогая, и…
— И до встречи, Слава.
Грязнов положил запотевшую трубку на место, укоризненно покачал головой, вздохнул безнадежно и вышел в коридор. В конце его, упершись лбом в оконное стекло, сутулился Климов. Вячеслав Иванович позвал его и, когда они вернулись в кабинет, сказал, кивнув на телефонный аппарат:
— Ты это… позвони сейчас Марине Эдуардовне… насчет родственников посмотрите там, я разговаривал, она обещала помочь.
— Прямо сейчас? — В голосе Сергея прозвучала надежда.
— Ну а когда же еще? — уже раздраженно ответил Вячеслав Иванович. — А теперь я пойду покурю, черт возьми…
Когда он возвратился в кабинет, Климов, глупо улыбаясь, сидел с телефонной трубкой в руке, и из нее доносились громкие короткие гудки — похоже, уже давно.
— Ты чего сияешь, как тульский самовар? — ухмыльнулся Вячеслав Иванович.