Смерти Робина Гуда
Шрифт:
– Робин Гуд снова умер! Я выиграла дуэль!
Дева Мэриан, Малютка Джон и Гай Гисборн, склонившись над простертым телом, бормочут себе под нос:
– Боже мой! Боже мой! Умер - и умер, и ладно. Но его же надо похоронить там, куда попадет стрела. Вот это, черт побери, парадокс! Мы должны похоронить его в нем самом! Ну, влипли!
Шериф Ноттингемский с его пятьюдесятью рыцарями достигает таверны, как раз когда солнце начинает клониться к закату. Поэтому, завидев натекшую у порога кровь, он сперва думает, что это оптический обман. Но потом замечает,
– Проявите уважение, ребята! Шлемы долой!
По здравом размышлении, он только рад, что они не могут выполнить его команду.
Он решает, что его моральный долг - подъехать поближе и обменяться со скорбящими парой любезностей. В конце концов, здесь его вотчина, и эти люди, метафорически говоря, его дети. Обнаружив, кто они, он крайне удивлен.
– Гай Гисборн! Предатель! Ты перешел к моим врагам!
– Ничего подобного!
– энергично мотает Гисборн светлой головой.
– Просто кодекс рыцарской чести вынуждает меня помочь с похоронами Робина Гуда, хоть задача и невозможная.
– Разумно!
– откликается шериф, спешиваясь.
– Но в чем загвоздка?
Гай Гисборн кивает на тело; Дева Мэриан и Малютка Джон, усевшись над Робином на корточки, обмениваются мыслями, одна нелепее другой.
– Мы должны похоронить его в нем самом и никак не можем решить, с чего начать. Я предлагал вскрыть его от горла до паха, вложить в разрез его ноги-руки и надавить на них с чудовищной силой, пока он не вывернется наизнанку. Другого способа выполнить его последнюю волю я не вижу.
В глазах у шерифа блестят веселые искорки.
– О порывистый Гай! До чего же ты люб мне!
– Так ты думаешь, моя идея хороша?
– Вовсе нет! Но изложена была самым очаровательным тоном. Вот почему я всегда в тебе души не чаял, олух ты царя небесного. Короче, если я правильно помню каноны рыцарства, а учил я их в далекой молодости, стандартная формулировка таких предсмертных пожеланий включает слово «под».
– В смысле?
– недоуменно хмурится Гай Гисборн.
– Должно быть не «куда стрела угодит, там меня и похороните, в том самом месте», а «под тем самым местом».
– Эй!
– поворачивается Гай Гисборн к остальным двоим.
– Он говорил «под»?
– «Под»?
– чешет голову Малютка Джон.
– Да, кажется говорил.
– Черт побери!
– Дева Мэриан впечатывает кулачок в ладонь.
– Я совсем забыла! Дьявольщина! Значит, вовсе не нужно было хоронить его внутри Нины, царицы амазонок. Можно было просто закопать его в землю у ее ног.
– Что ж, еще не поздно сделать именно так. Все смотрят на труп.
– То есть, - уточняет Гай Гисборн, - достаточно выкопать яму прямо вот здесь и засунуть его туда?
– Ну да, но достойней было бы в гробу. Кстати, хозяин этой таверны прежде был плотником. Я прикажу ему сколотить ящик прямо сейчас.
Он поворачивается и исчезает в таверне. Когда захлопывается дверь, его рыцари приходят в волнение.
– Фасс-васс! Шуш-ш-ш! Наконец-то мы можем нормально поболтать!
Исаак II Ангел, император Византии, сидит на своем троне и играет со своими игрушками. Дворец Магнаура огромен, и ночью там очень холодно. В большинстве предметов мебели скрыты пружинки, шестеренки и рычажки. Прямо перед императором стоит бронзовое дерево со множеством веток, каждая из которых покрыта золочеными птичками. Их тоненькие металлические горлышки исторгают различные песни. Дни, когда все здесь ослепительно блестело, остались, увы, в прошлом. Заводное дерево и ревущие золотые львы у подножия трона обветшали и покрыты патиной, так как сделаны были в правление Теофила, который жил в середине IX века.
Аналогично и трон, оборудованный специальным устройством, которое поднимает его к потолку по специальному желобу, замаскированному в задней стене. Под сиденьем трона хранятся смены одежды. Идея первоначально заключалась в том, чтобы произвести впечатление на послов и вельмож с Запада. Два евнуха вводили дипломата в тронный зал и оставляли перед троном. Согласно этикету, он должен был трижды пасть ниц, вытянувшись в полный рост на полу. Поднимая взгляд после каждого падения ниц, он видел бы императора в другом месте позиции на стене и в другой мантии. Он не знал бы, что и подумать.
Но теперь механизм износился, работает ненадежно. Толчками поднимаясь к своду, трон немилосердно скрипит и угрожает сбросить императора вниз.
Во дворец влетает настоящая птица и, шумно хлопая крыльями, садится на бронзовое дерево.
Это голубь. Император протягивает руку и снимает с его лапки послание. Разворачивает бумажку и выгибает бровь.
– Письмо от шерифа Ноттингемского, - произносит он. Его визирь низко кланяется:
– Вы просили его держать вас в курсе событий.
– В самом деле? В самом деле! Ну-ка посмотрим, что он там пишет. Ага! Судя по всему, некто по имени Робин Гуд был убит стрелой, положен в новый фоб, и только они собирались заколотить крышку, как Нина, царица амазонок, бросилась с воем на его труп. Он ее сын, рыдала она, и потому у нее нет выбора, кроме как любить его, хоть это она его и убила. Она поцеловала его в губы. Ко всеобщему ужасу, труп взял и ожил. Кажется, Нина держала в склянке бога и посулила отпустить его, если тот исполнит ее желание. Он свое обещание выполнил, а вот она его обманула. Да, она выпустила его из баночки, но тут же проглотила! Разжевала и переварила! И, видимо, к ней перешли его магические способности, стали частью ее метаболизма, наделив ее поцелуй невероятными восстановительными качествами! Итак, она поцелуем вернула Робина Гуда к жизни. Но у этой истории нет счастливого конца. И знаешь почему?
– Извините, нет, - мотает головой визирь.
– Я не знаю латыни. Здесь же Византия, и мой язык - греческий. Я не понял ни единого слова!
– Я тоже! Не письмо, а сплошные закорючки. Ну да какая разница, все равно теперь уже поздно. Эти события давно в прошлом.
– Может, приготовим голубя на обед?
– облизывается визирь.
Дева Мэриан, Малютка Джон, Гай Гисборн, шериф Ноттингемский и царица амазонок терпеливо объясняют Робину Гуду, почему он должен быть похоронен заживо. Он лежит в гробу, и лишь нога Нины, упирающаяся ему в грудь, мешает ему выбраться наружу. В руках у нее крышка. Она мило улыбается.