Смертная гильза
Шрифт:
— Сережа, у меня много гостей бывает, вот и ты пришел нежданно-негаданно. Если про тебя будут спрашивать, то мне как отвечать?
— От тебя сейчас вышел раввин Коган. Так что рассказывай.
— Что рассказывать?
— Как что? О чем говорили, чего он от тебя хотел?
— Сережа, это официальная беседа, или так, треп ни о чем? Если официально — повестку, а приду с адвокатом, вот тогда и поговорим, а если треп, то давай лучше о бабах. Черт! Как болит башка, и ты еще со своими раввинами на мою шею свалился!
— Ну, он был у тебя, Алексей? —
— Дальше.
— Когда вытащишь Рабиновича — отдашь его нам.
— Сережа, мил ты мой человек, у тебя жидомассонские заговоры в глазах стоят. Ты бы к доктору сходил, или путевочку в санаторий взял, нарзанчику попил, по горам кавказским побродил, а то у тебя то Коганы, то Рабиновичи замутили твой светлый разум. Не знаю никакого Рабиновича.
— А это как? — Серега вытащил диктофон и включил его. Послушали еще раз мой разговор с раввином.
— Что скажешь?
— Скажу одно, Сережа, что закон «Об оперативно-розыскной деятельности» я внимательно читал. Подам на твою организацию в суд. Для начала ознакомлюсь с теми фекалиями, которые вы на меня наскребли, а потом потребую возмещения морального ущерба. Мне сейчас деньги, ой, как нужны!
— Будешь торговаться?
— А что ты можешь мне предложить?
— Возьмешь Рабиновича — отдашь нам.
— Здрасьте! С какой стати?
— Потому что он шпион.
— Знаешь, Серый, я за пять лет в контрразведке кроме признаков шпионажа ни одного шпиона не видел. А ты?
— Я тоже. Но этот — точно.
— Бери сам деньги и шпарь по ту сторону границы Чечни и вытаскивай шпиона. Хватит, натаскался каштанов из огня для начальников. Я теперь свободный художник.
— Нет, Алексей, — Толстых нагнулся и зашипел мне в лицо: — ты передашь нам его, а то…
— Что ты мне сделаешь, «зеленка»? — я усмехнулся. — Когда Омелин меня «жрал», я пришел к вам — «территориалам», и попросил должность. Что мне сказали ваши кадры? Мест нет. Приходите вчера. Поэтому, Серега, катись отсюда, и передай своим «вождям», что я их гробу видел. Во сне они мне приснились. Хотите грамотный разговор — восстановите меня на службе, у вас есть три дня, — я прекрасно знал, что не было еще прецедентов, чтобы вот так, запросто, восстанавливали на службе.
— Отдашь Рабиновича — посмотрим.
— Восстановите на службе, а потом я посмотрю. А пока — адью, мой мальчик, адью.
— Смотри, — шипел Толстых.
— Куда смотреть-то? Пока я в двух командировках был в Чечне, ты здесь штаны протирал и строчил реляции о своих победах по принципу трех «П» — палец, пол, потолок! Так что условия мои знаешь, или гони монету. Ровно в два раза больше того, что они мне предложили.
Капитан поднялся и молча, не прощаясь, вышел. Руки не подал. Понятно. Я теперь в его глазах Иуда-предатель.
А кто я на самом деле? Не знаю, не знаю.
Я прошел на кухню, вылил остатки вина в стакан. Выпил, закурил. Захотелось послать всех на три русские буквы далеко-далеко. И евреев с их манией богоизбранности, и коллег с моей бывшей работы.
Меня втягивали
За многолетнюю практику оперативной работы я научился ставить себя на место противника. Я бы сделал бы именно так. Шанс из сотни, что я выберусь. Надо подготовиться, подстраховаться. Деньги будут завтра. Вот и начнем готовиться завтра. Господи, как башка болит, и этот кран достал уже до печени!
Записей вести нельзя, общаться с близкими тоже нельзя, нельзя, нельзя, с учетом того, что бывшие коллеги сейчас плотно сядут мне на «хвост», нужно вспомнить конспирацию. Жаль, машины нет, но ничего — они тоже помучаются.
Судя по заходу Толстых, намерения у них серьезные, будут «обкладывать» по полной схеме, то есть на мое обеспечение бросят шесть-семь бригад. Боль стала уходить, во мне проснулся азарт, появился шанс отомстить «конторе», которая вытерла об меня ноги.
Я — человек системы. Если бы был в системе и мне сообщили, что кто-то из моих бывших коллег стал работать на Израиль, что бы я чувствовал?
Во-первых, что он негодяй, подонок, предатель.
Второе — попытался бы в ходе операции прикарманить немного денежек предателя.
Это до Чечни я был идейно укрепленный и устойчивый. А вот после того как насмотрелся, как по указке Москвы тырят все что можно, то как-то немного видоизменил взгляд и подход к жизни и службе.
Теперь я вне системы, и как-то не очень уютно себя чувствую. Никто уже не козырнет при виде моей маленькой красной корочки, и не задрожит голос в трубке, когда я приглашу его к себе на беседу. И несмотря на интриги и прочие «минусы» службы, я проникся системой, ее духом. Мне ее не хватает сейчас в жизни, очень не хватает. Эх, если бы они мне сказали: «Достань Рабиновича, и ты снова НАШ!» И все. Не пожалел бы старого друга для этого, лишь бы снова оказаться в СИСТЕМЕ.
Подлость? Низость? Да, согласен. Но я человек системы, и как бы я сейчас не пыжился сам перед собой, что я герой-одиночка, и ушел из Конторы, потому что не согласен с ней — чушь! Меня переработали и выбросили.
Да, система страшная. Она перемалывает, но она подобно наркотику. Без нее сложно. Теперь мне хочется думать, что я вышел из Конторы белым и чистым. А ТАМ остались лишь одни подонки и негодяи. Но этого не может быть. Я точно такой же как и они. И они знают глубину моих познаний о методах и способах работы. Сейчас изучают мои дела, моё личное дело. Опрашивают коллег, на что я способен, рисуют мой психологический портрет. Делают прогнозы. Дают рекомендации как меня «раскачать», вывести из равновесия, где удобнее устроить подлость, провокацию.