Шрифт:
Благодарности
Глубокая благодарность моей путеводной звезде и литературному агенту Мег Рули, а также Джейн Берки и Дону Клири из Агентства Джейн Ротрозен, Линде Марроу и Джине Сентрелло из издательства «Баллантайн Букс» и Селине Уокер из издательства «Трансуорлд». Всем вам я обязана тем, что роман появился на свет.
1
Меня зовут Мила, а вот моя история.
Этот рассказ можно было бы начать с чего угодно. Скажем, с поселка Кривичи Мядельского района, что на берегу реки Сервечь, где я выросла. Можно начать с того дня, когда умерла моя мама, мне тогда было восемь. Или с
Безоблачный ноябрьский день, большие черные птицы кружат высоко в небе. Такого голубого неба я еще никогда не видела. Мы едем в белом фургоне с двумя мужчинами, которые не знают моего настоящего имени и, похоже, их это совершенно не смущает. Они просто гогочут и называют меня Рыжей Соней. Почему-то они именно так окрестили меня, впервые увидев в аэропорту Мехико. Аня говорит, что это из-за моих волос. «Рыжая Соня» — есть такой фильм, но я его не видела, а Аня видела. Она шепотом объясняет мне, что фильм этот про красивую женщину-воительницу, которая разит мечом своих врагов. Теперь мне кажется, что мужчины придумали это прозвище в насмешку, потому что я вовсе не красавица; и уж тем более не воительница. Мне всего семнадцать, и я страшно напугана — ведь я не знаю, что будет дальше.
Мы держимся за руки, Аня и я, а фургон везет нас и еще пять девчонок по бесплодной пустыне. «Туристическая поездка по Мексике» — вот что обещала та женщина в Минске, но мы понимали истинный смысл ее слов: спасение. Счастливый случай.
— Вы летите самолетом до Мехико, — объясняла женщина-организатор, — в аэропорту вас встретят и помогут перебраться через границу, где для вас откроется новая жизнь. Чего здесь хорошего? Ни нормальной работы для девушек, ни жилья, ни достойных мужчин. У вас нет родителей, которые могли бы поддержать вас. А вы, Мила, — обратилась она ко мне, — вы так хорошо говорите по-английски. В Америке вы приспособитесь только так. — Она щелкнула пальцами. — Смелее! Не упускайте свой шанс. Работодатели оплатят вам дорогу, чего ж вам еще надо?
«Только не этого», — думаю я, с тоской вглядываясь в бесконечные пески за окном. Аня крепче прижимается ко мне, остальные девчонки тоже сидят тихо. Каждая из нас задает себе вопрос: «Что я наделала?»
Все утро мы провели в дороге. Двое мужчин, сидящих впереди, не разговаривают с нами, но тот, что на пассажирском сиденье, постоянно оборачивается и оглядывает нас. Его глаза все время ищут Аню, и мне не нравится, как он пялится на нее. Аня этого не замечает, потому что дремлет у меня на плече. Мышка — так мы звали ее в школе, потому что она очень стеснительная. Вспыхивает от одного лишь взгляда мальчишки. Мы с ней ровесницы, но, глядя на личико спящей Ани, я вижу ребенка. И думаю: мне не следовало брать ее с собой. Нужно было уговорить ее остаться в Кривичах.
Наконец фургон сворачивает с автострады на грунтовую дорогу. Остальные девчонки бодрствуют, уставившись в окна на бурые холмы, по склонам которых, словно старые кости, разбросаны валуны. У нас в поселке уже выпал первый снег, а здесь, в этом бесснежном краю, только пыль, голубое небо да сухой колючий кустарник. Мы останавливаемся, и мужчины оборачиваются к нам.
— Пора выходить, — говорит водитель по-русски. — Дальше пешком. Иначе границу не перейти.
Они отодвигают дверь фургона, и мы выходим одна за другой, семь девчонок, потягиваясь и разминая затекшие после долгой дороги мышцы. Несмотря на яркое солнце, здесь прохладно, гораздо холоднее, чем я думала. Аня тоже дрожит; ее ладонь скользнула в мою.
— Сюда, — командует водитель и увлекает нас в сторону от грунтовой дороги, на тропинку, бегущую вверх по холму.
Мы пробираемся через валуны и колючие кустарники, которые впиваются нам в ноги. Аня в открытых сандалиях, и ей приходится часто останавливаться, вытряхивая острые камешки. Мы все изнываем от жажды, но проводники разрешают нам сделать только одну остановку, чтобы попить воды. После чего мы вновь карабкаемся вверх по каменистой тропе, словно неуклюжие козы. Мы достигаем вершины холма и начинаем спуск, держа курс на заросли деревьев. Только у подножия холма мы замечаем, что перед нами русло пересохшей реки. Берег усеян мусором, оставленным нашими предшественниками: пластиковые бутылки, грязный памперс, старый ботинок с виниловым покрытием, растрескавшимся на солнце. С ветки свисает лоскут синего брезента. Как много мечтателей прошло этим путем, и вот теперь еще семеро идут в Америку по их следам. Мои страхи вдруг рассеиваются, потому что здесь, среди куч мусора, мне становится ясно, что цель близка.
Мужчины указывают нам путь вперед, и мы взбираемся на противоположный берег.
Аня тянет меня за руку.
— Мила, я больше не могу идти, — шепчет она.
— Ты должна.
— Но у меня на ноге кровь!
Я смотрю на ее израненные пальцы и кричу проводникам:
— Моя подруга поранила ногу!
— Мне плевать, — отвечает водитель. — Продолжайте идти.
— Мы не можем. Ей нужно перевязать ногу.
— Либо вы идете, либо мы оставляем вас здесь.
— Дайте ей хотя бы переобуться!
Мужчина оборачивается. Его лицо мгновенно меняется. Взглянув на него, Аня испуганно отступает назад. Остальные девочки, словно затравленные овцы, сбиваются в кучку и с замиранием следят за тем, как он направляется ко мне.
Удар обрушивается так быстро, что я даже не успеваю среагировать. Я вдруг оказываюсь на коленях и на несколько секунд погружаюсь в кромешную тьму. Откуда-то издалека доносятся крики Ани. Потом я чувствую боль, пульсирующую в скуле. Во рту привкус крови. Я вижу, как она капает на речные камни.
— Вставай! Давай же, поднимайся. Мы и так потеряли кучу времени.
Пошатываясь, я встаю на ноги. Аня смотрит на меня широко раскрытыми от ужаса глазами.
— Мила, не спорь! — шепчет она. — Нужно делать то, что они говорят! У меня уже не болят ноги, правда. Я могу идти.
— Теперь до тебя дошло? — говорит мне мужчина. Он оборачивается и бросает свирепый взгляд на девчонок: — Видите, что бывает, если разозлить меня, возразить мне? А теперь пошли!
Девчонки с трудом пересекают русло пересохшей реки. Аня хватает меня за руку и тащит за собой. Я слишком слаба, чтобы сопротивляться, поэтому плетусь за ней, сглатывая кровь, не разбирая дороги.
Остается преодолеть совсем немного. Мы оказываемся на другом берегу, вновь пробираемся через заросли деревьев, и вдруг перед нами открывается грунтовая дорога.
У обочины нас ждут два фургона.
— Выстраивайтесь в шеренгу! — командует водитель. — Давайте, поторапливайтесь. На вас хотят посмотреть.
Сбитые с толку его приказом, мы выстраиваемся в шеренгу — семь усталых девчонок с ноющими ногами и в пыльной одежде.
Из фургонов вылезают четверо мужчин и приветствуют нашего водителя по-английски. Они американцы. Один из них, в бейсболке, самый крупный, медленно проходится вдоль шеренги, оглядывая нас. Он похож на обожженного солнцем фермера, инспектирующего своих коров. Американец останавливается передо мной и хмурится, вглядываясь в мое лицо.