Смертоносный всадник
Шрифт:
– Как ты смеешь?
– Как я смею? – Он схватил ее за запястья и прижал к стене, хотя и сдерживая свою силу, не желая её притеснять. – Ты действительно собираешься играть убежденную в своей правоте, оскорбленную сторону? Ты обокрала меня, Реган. Ты украла мою девственность, и мое семя. Ты и твои коллеги составили план, воспользоваться этим невинным ребенком, зачатым как средство для достижения цели, и бросить его, когда потребность в нем отпадет.
– Это не правда, – выдавила она. – Это средство для достижения цели делает его самым
– Он важен потому что, если он умрет, моя печать сломается. Но в глазах Эгиды, это – единственная причина, почему он важен. Ему изначально предначертано стать инструментом, и теперь он – план, пошедший не так, как надо.
– Все может пойти не так, но мы сделаем все правильно. Я обещаю тебе. У него будут любящие мать и отец, Танатос. Я отдам его Кинану и Джем. Они будут охранять его от Мора и дадут ему дом, жизнь и семью, которые я не могу.
Это был не просто удар под дых.
– Я дам ему дом, жизнь и семью.
– Ты шутишь, верно? Посмотри вокруг, всадник. Ты живешь в этом безлюдном месте. Ты убил почти всех на острове. Твои вампиры будут его нянями? Души в твоей броне будут петь ему колыбельную? И что произойдет, если дядя Мор зайдет в гости? Ты надеешься, что он просто даст тебе воспитывать этого ребенка в мире? Всё зло на планете, попытается найти и убить этого ребенка, чтобы сломать твою печать, и первым куда они заглянут, это – твой дом. – Она глубоко вдохнула, больше распаляясь для тирады. – А что, если Мор каким-то образом найдет агимортус Лимос и сломает ее Печать? С двумя сломанными другие две сломаются по принципу домино, правильно? Следующий твой. Что произойдет с ребенком тогда?
Если печати Ареса и Танатоса сломаются по цепной реакции после первых двух сломанных печатей, то и Кара и сын Тана будут вовлечены во всё, будучи агимортусоми.
И шансы, что "вовлечены" будет малоприятным. Если посмотреть на Мора, злые Всадники стремились уничтожить все доказательства своего счастливого прошлого.
– Если моя Печать сломается, то не будет иметь значения, где он живет. И я могу справиться со всем остальным. Включая Мора.
– Это не сработает, Тан. Мы должны сохранить ребенка в тайне и безопасности. Он будет у Кинана.
– Нет, никогда.
– Ты слепой дурак, – выплюнула она. – Это не о тебе или мне. Речь идет о том, что лучше для ребенка.
– Тебе следовало думать об этом, прежде чем вынудить меня тебя трахнуть. – Он швырнул грубые слова в нее как оружие, и ее почти незаметное вздрагивание сказало ему, что цель достигнута. Но за долю секунды она пришла в себя, вздёрнув подбородок в упрямом вызове.
– Я тебя не заставляла. Ты сказал, что хочешь этого. – Она заморгала, словно пыталась сдержать слёзы, но Тан знал лучше. Реган не плакала. – Ты сказал, что хотел меня так как никого и никогда в жизни, и ты собирался поддаться соблазну.
Боже помоги ему, он её хотел. И по правде говоря,
– Я был под воздействием наркотиков.
– Ты тоже был под наркотиком, когда мы чуть не занялись сексом в спортзале? Когда ты сорвал с меня нижнее белье и заставил кончить на твоей руке? Когда ты кончил – два раза – в моей руке?
От воспоминаний по коже Тана распространилось горячее покалывание, а член напрягся в ответ на ее слова.
– Это другое.
– Ну, откуда мне было знать? Ты постоянно тащил меня в свои объятья. И еще эта… книга с эротикой про Всадников. Демоница, которая написала ее, хвасталась, что сыграла с вами, парни, в "тройничок"… – Реган снова моргнула. – Как она это сделала, если ты был девственником?
– Мы с братьями и сестрой можем изменять воспоминания. Я заставил ее думать, что у нас был секс.
Дыхание Реган застряло в горле.
– Я не знала. Если бы…
– Тогда что? Ты бы отказалась от своего безумного плана заполучить мое семя?
Долгое время она просто смотрела на него, потом отвела взгляд.
– Мне жаль, Танатос. Я изменила свое мнение. Я не хотела следовать плану, – сказала Реган, уставившись на матрас. Может она вспоминала, что они на нем делали. – Не после того, как начала тебя узнавать.
– Совесть замучила? – фыркнул Тан. – Я был бы намного более снисходительным, если бы ты не убежала. Правда была бы намного полезнее, когда я лежал там, измученный и удовлетворенный.
Измученный, да… но теперь, когда он подумал об этом, удовлетворенный… не очень. У него забрали невинность и его Печать не разрушилась, так что он готов был снова заняться сексом. Черт, он сдавался бы снова и снова, если бы Реган залезла на него и начала объезжать на матрасе.
– Ты хотел, чтобы я призналась, в чем-то подобном, после того как пригрозил сломать мне шею? Сказать тебе правду я не могла.
Мда, он помнил, как лежал на кровати, обездвиженный пока его души боролись за освобождение из-под ее душевного оружия, и говорил Реган, что свернет ей шею, как только освободиться. И все же, Реган могла провести немного больше времени объясняя то, что тогда произошло.
– И в ответ ты решила убраться подальше?
– Признаю, – пробормотала она, – я могла поступить лучше, и если бы могла все изменить, то изменила бы, но не могу.
Могла поступить лучше? Хуже уже быть не могло.
– Нет, ты не можешь ничего изменить, но можешь сделать это для меня.
Реган подняла голову, глаза с золотистыми крапинками широко распахнулись.
– Как?
Улыбаясь, Тан схватил ее за плечи и резко дернув к себе, чтобы сказать прямо в ухо. Она не пропустит и слова из сказанного.
– Ты, – сказал он возле шелковистого совершенства ее кожи, – должна мне восемь месяцев жизни, которые у меня украла. С этого момента, ты мне их вернешь.