СМИ в Древней Греции
Шрифт:
Разумеется, о достижении полной объективности не было и речи... В «Истории» есть «риторика инаковости», хорошо подчеркнутая Ф. Артогом [414] . Этот исследователь показывает, что Геродот, чтобы представить современникам иноземца, использует аналитическую сетку, и притом греческую: таким образом, он смотрит на другого глазами своих соплеменников, зачастую отталкиваясь, будь то по аналогии или от противного, от собственных обычаев. Если речь заходит о существенных сторонах жизни, вроде религии, брака или питания, он говорит, что другие поступают «как» или «не как» эллины, из чего в конце концов выводится целая система отклонений от греческой нормы. Например, описывая религию персов, Геродот утверждает, что они почитают «лишь» некоторых богов — иными словами, не обладают всем богатством греческого пантеона. Историк подчеркивает чуждость некоторых обычаев, отмечая, что они прямо противоположны греческим: кочевничество
414
Hartog F. Le miroir d'Herodote. Paris: Gallimard, 1980.
415
Геродот, II, 35.
Но в то же время в этих текстах есть по-настоящему новое понимание других. В самом деле, «История» не полностью сосредоточена на Греции: автор нередко описывает самые странные в глазах своих соплеменников обычаи с большой объективностью. Он также стремится показать, что обычаи могу переходить от одного народа к другому: сами греки кое-что заимствовали у иноземцев, в том числе и у египтян. Еще ценнее то, что, описывая столь несхожие нравы, он пытается продемонстрировать современникам, что на самом деле все народы склонны считать не только собственные обычаи превосходными [416] , но иногда и самих себя чем-то вроде центра мироздания. Вот прекрасный пример «персоцентризма»:
416
См., например: Геродот, III, 38.
Наибольшим почетом у персов пользуются (разумеется, после самих себя) ближайшие соседи, затем — более отдаленные, а потом уважением пользуются в зависимости от отдаленности. Менее же всего в почете у персов народы, наиболее от них отдаленные. Сами они, по их собственному мнению, во всех отношениях далеко превосходят всех людей на свете, остальные же люди, как они считают, обладают доблестью в зависимости от отдаленности: людей, живущих далее всего от них, они считают самыми негодными [417] .
417
Геродот, I, 134.
Не для того ли это сказано, чтобы продемонстрировать своим читателям, для которых пуп земли суть Дельфы, их собственное непонимание по отношению к другим, относительность нравов и обычаев и необходимость изменить их манеру судить об иноземцах?
Геродот не единственный представлял таким образом иноземцев эллинам. Его современник Гиппократ, врач с Коса, систематизировал причины, могущие объяснить различия между народами. В своем трактате «О воздухе, воде и местности» он соотносит телосложение и характер жителей с климатом страны, где они обитают, с ее водами, почвами, сменой времен года, словом, с целым рядом факторов, которые Геродот иногда упоминает, но не упорядочивает как систему объяснений.
На представление греков об иноземцах могли повлиять и другие обстоятельства: с одной стороны, греко-персидские войны, с другой — массовый приток рабов-«варваров».
Мидийские, или греко-персидские войны, ощущались как наступление всего «варварского» мира на Грецию, а победы эллинов при Марафоне и Саламине — как успех крохотных полисов в борьбе с несметными полчищами. Тем самым всякий чужеземец оказался окарикатурен и отождествлен с врагом, которому придали определенные черты — для начала традиционные, вроде привычки к роскоши и т.п. Затем «варварам» было вменено в вину подчинение авторитарному государственному строю, монархии, основанной на единоличной власти, — строю, который маленькие греческие полисы победили.
Удивительно то, что подобная тенденция проявилась даже у Геродота, самого что ни на есть терпимого автора. Историк рассказывает о мидийских войнах в последних четырех книгах своего труда, и при том, что, как мы видели, его взгляд на иноземцев сильно отличается от общепринятого, с VI книги, то есть с начала повествования о войнах, противопоставивших варваров грекам, они становятся врагами. Показательно употребление слова «варвар» (barbaros). До Геродота и в большинстве его контекстов данный термин не имеет уничижительного значения: чаще всего это просто этнографическое или географическое указание. Этимологически варвар — тот, кто говорит «бар-бар», иными словами, тот, чью речь греки не понимают. Однако с мидийских войн слово приобретает пейоративный оттенок: различие в языке (язык обозначается словом logos) превращается в неодинаковую способность к разумному рассуждению (рассудок — это тоже logos), а варвар, таким образом, становится интеллектуально низшим по отношению к грекам. При этом он еще и живет под авторитарной властью. Отсюда до мысли, что он от природы склонен к покорности, один шаг... [418]
418
Которого, заметим, Геродот не делает.
Сделать такой шаг тем более просто, что в Грецию сотнями прибывают рабы-чужеземцы. В Афинах представители некоторых народов, например скифов, находятся исключительно в качестве рабов, и облыжно обвинить кого-то в принадлежности к этому племени — смертельное оскорбление. Эсхин, скажем, обвинял своего злейшего врага Демосфена в том, что его бабка была скифянкой...
Невозможно здесь даже в общих чертах набросать образ иноземца в греческой литературе VI—V вв. до н.э. Кроме того, такое предприятие было бы малоинтересным еще и потому, что в центре внимания опять-таки оказались бы Афины, поскольку тексты, повествующие об иноземцах, исходят, как и большинство писаний той эпохи, за исключением трудов Геродота и Гиппократа, именно из этого полиса.
Удовольствуемся лишь некоторыми замечаниями: во многих произведениях того времени, а иногда и у одного и того же автора [419] мы находим две упомянутые выше тенденции: ксенофобию, подпитываемую мидийскими войнами, и дух открытости навстречу другим, зачинателями которого явились ионийцы — Гекатей, Геродот, Гиппократ, а продолжателями — софисты. Возможно, не случайно никто из них не был афинянином... Несмотря ни на что, в общем представлении об иноземце, распространенном в V—IV вв. до н.э., можно все больше и больше различить одновременно и приятие даже самых странных обычаев, и отказ от ценностей, не являющихся греческими: это относится, в частности, к политическим концепциям, поскольку эллины, по крайней мере до завоеваний Александра, сохраняют приверженность своему идеалу, включающему жизнь в полисе, демократическое правление, вкус к свободе.
419
Например, у Еврипида.
Хотя «варвар» и отличается от грека, это не исключает появления у некоторых авторов — особенно во второй половине V в. до н.э. — идеи единства человечества. Очень четко она выражена у Геродота, да и согласно Антифонту «все мы от природы схожи, греки и варвары»; «и впрямь, все мы дышим ртом и ушами [420] ». Историк Фукидид строит свое историческое исследование на том, что человеческая природа одинакова повсюду [421] . Точно так же тексты Гиппократовой школы основываются на идее природы (physis), разумеется, меняющейся в соответствии с климатом и окружающей средой, но общей для всех людей.
420
Антифонт, фрагмент 44 В D. К.
421
См., например: Фукидид, III, 82, 2.
Выше мы описали отношение к иноземцам «интеллектуалов». Оно могло, разумеется, либо влиять на мнение среднего грека, либо отражать более или менее четко выраженные тенденции, как в случае с театром или политическими и юридическими речами. Посмотрим теперь, что на самом деле происходило на уровне общественных установлений и в повседневной жизни. Хорошо ли принимали варвара в полисе? Легко ли он в него интегрировался?
Здесь мы опять-таки ограничимся несколькими замечаниями [422] . Прием, оказываемый чужаку, сильно отличался в зависимости от полиса. Например, в Спарте иноземцы не могли постоянно обосноваться в городе, а во время их временного там пребывания за ними следили эфоры [423] , которые могли их выслать, объявив об этом через глашатая, без всяких дополнительных разбирательств, по своему усмотрению — такая процедура называлась ксенеласией [424] . Но практика эта ограничивалась спартанским полисом. В большинстве прочих городов порядки были куда менее суровыми.
422
См. об этом: Basiez M.F. L'etranger dans la Grece antique. Paris: Belles Lettres, 1984.
423
Спартанские должностные лица.
424
Или процедурой изгнания иноземцев; ср.: Геродот, III, 148; Плутарх, «Ликург», 27, 7—9; Фукидид, II, 39. Ксенеласия засвидетельствована с VI в. до н.э.