Смоленское направление. Кн. 3
Шрифт:
В деревне Игната встречали всем миром. Во-первых, подобного плота на надутых рыбьих пузырях невиданного морского зверя в глаза никогда не видели, во-вторых, Захар рассказал односельчанам, что привезут какие-то механизмы для изготовления ковров, ну а в завершении ко всему, строители ждали железных цепей, петель и полос для ворот.
— Сначала мешки принимайте, сундуки потом, — распорядился Игнат, — Улеб, помоги брату.
Самые тяжёлые ящики с цепями и шестернями подъёмного механизма снимали последними. Киевляне деловито вскрыли их, а Илья вытащил втулочную цепь. С увеличенной копией велосипедной цепи, мастер столкнулся впервые, посему и уставился на неё с недоумением.
—
— Нет. Всё, что дали — перед вами. Я завтра обратно на остров пойду, если что, говори сейчас — на словах передам.
— Нашёл! Вот они, к обратной стороне крышки сундука прикреплены были. — Сообщил Василий, протягивая Илье пухлый пакет.
— Так, сейчас посмотрим, что там у нас.
Подъемный мост опускался и поднимался при посредстве трёх цепей. Делалось это следующим образом. Над воротами в стене, проделывались продолговатые отверстия; они направлялись сверху вниз. В каждое из них продевалось по одной дубовой балке. К ним крепились тяговые круглозвенные цепи, нижними концами соединяющиеся с углами моста. С внутренней стороны, то есть двора, эти балки соединялись поперечной перекладиной. Получалась вилка. Концы балок объединялись стальной дугой, от которой спускалась железная приводная втулочная цепь. Она-то, с помощью звёздочки, насаженной на ось механизма и выполняла работу по подъёму и спуску.
— Осилите? — Спросил Гюнтер, стоявший рядом.
— Нет ничего такого, придуманного человеком, чего бы другой не смог повторить. Мы в Орешке нечто подобное уже мастерили, только вместо механизма, там противовес был. А тут, рисунки в помощь, вроде, всё понятно.
— Ну, раз понятно, то за работу! Хватит прохлаждаться, известь привезена, а на стройке конь не валялся. — Гюнтер подошёл к следующему ящику.
Захар поддел топором крышку, послышался скрип гвоздей о дерево и под промасленной бумагой оказались болты с гайками, поверх которых лежала пара гаечных ключей. Соседние были наполнены гвоздями, дверными петлями и замками. В общем, всё то, что необходимо для стройки.
В трёх последних разместились станки для изготовления ковров. Рисунков, связанных с ворсистым ремеслом, нашлось с четыре дюжины. Этим занялась Нюра. Три девочки, восьми лет, приехавшие в Самолву с семьями первых переселенцев, сосватанных ещё при постоялом дворе в Пскове, стайкой окружили княжну и передавали из рук в руки красочные иллюстрации. Простенькие узоры выполнялись сложнейшими, на первый взгляд, узлами и были показаны с разных сторон. А если следовать по направлению за стрелочкой, как показано на рисунке, то разобраться оказалось проще простого. Рыбаки вязали свои узлы гораздо сложнее, не в пример ковровым. Сам станок представлял собой раму, которую ставили вертикально. На нижнюю и верхнюю рейки крепились нити основы, между ними проходила эллипсоидальная, идеально отшлифованная палка, разделяющая их. Сверху (для удобства) подвешивались клубки окрашенной пряжи, соответствующие предполагаемому рисунку ковра и собственно сам челнок с нитью утка [4] . От простого деревенского ткацкого станка, всё, мало чем отличалось. Только ворс пряжей надо создавать между двумя нитями основы и одной утка, не забывая прибивать специальной щёточкой, да ножницами лишнее срезать.
4
Уток — поперечные нити ткани, расположенные перпендикулярно к нитям основы и переплетающиеся с ними
В брезентовых мешках лежали пряжа и нитки, а три тюка, по два с половиной аршина длиной содержали
Подарочные экземпляры вывесили на всеобщее обозрение, воспользовавшись воротами Захара. Ненадолго, всего на час. Но за это время каждый самолвинец успел потрогать и восхититься тонкостью работы. И надо было такому случиться, что в этот момент, когда ковры уже решили снимать, в деревню приехал псковский купец.
Игорь Васильевич был похож на Сократа. Выступающие надбровные дуги лба украшали жгуче-чёрные брови с редкой проседью. Дельфиний лоб с крестообразным шрамом и пронзительно-синие глаза, смотревшие на всё происходящее с некоторой отрешённостью. Казалось, что у купца на все случаи жизни есть ответ, и ничем новым, его не удивить. Курчавая, пятивершковая борода загибалась совочком и сочеталась со слегка вздёрнутым картошкой носом. Овчинная безрукавка, доходившая владельцу до колена, была истёрта, но ещё сохраняла свой товарный вид. Из-под неё просматривалась сероватого цвета рубаха, имеющая на локтях заплаты. С незатейливым рисунком, вышитым красной нитью по воротнику, было не разобраться, из-за закрывающей орнамент, бороды. На портки Игоря Васильевича было лучше не смотреть. Любой генерал умер бы от стыда, видя кривовато вшитые лампасы из красной ткани по бокам брюк.
Непрезентабельный вешний вид купца портила только телега. Заботливо выструганные, раскрашенные цветными красками доски и отшлифованные поперечные жердочки, смазанные дёгтем оси колёс и аккуратно, под верёвку, уложенное сено, не сочеталось с общей картиной. Словно, купец и телега, были каждый по отдельности.
— Мир вам, добрые люди. — Сказал купец, слезая с повозки.
— И тебе доброго здоровья, — поприветствовал Захар, — Откель будешь, горемычный?
— А я не горемычный. С Пскова я. Игорь Васильевич меня звать. Подскажи, добрый человек, городок Самолву я ищу, далеко ли ещё?
— А чего её искать? Вот она, перед тобой. Ты кем будешь?
— Купец. Ты на одёжку не смотри. Времена такие ныне, что лучше ободранным в дерюге ходить, чем в земельке сырой лежать. Меня княжна ваша позвала, а я что-то хором княжьих не разгляжу.
— Ты давай не остри, хором он не разглядел. Не хоромы у княжны, а замок целый. Слыхал, про такое?
— Приходилось. И в замках я бывал и в церквах белокаменных и возле соборов мрачных, что схизматики строят, проходил…, - Васильевич немного запнулся, поглазел на ковры округлёнными глазами и еле слышно выдавил, — А такой красоты, встречать не приходилось.
— А вот, и княжна наша. Падай в ноги, кому сказал.
Сам Захар в ноги не упал, как-никак староста, только поклонился низко, а вот купец в поклоне перещеголял. Островерхая шапка, восседавшая до этого на затылке, в мгновенье оказалась в левой руке, а пальцы правой достали до земли.
— За игрушками приехал? — Не давая опомниться купцу, с ходу заявила Нюра, потрепав по шее свою лошадь.
— Да княжна, как и договаривались, — не поднимая головы, пробормотал псковчанин, — серебро привёз, и муки пять мешков.
— Захар Захарыч, выдайте купцу подготовленный товар, да муку не забудьте перевесить. Но! Пошла! — Нюра стукнула пятками в бока лошадку, и проскочив мимо телеги помчалась в сторону леса, где её уже поджидал Гюнтер.
После обмена, Васильевич вытащил из-под накиданного на телегу сена толстенькое полено, крутанул за верхушку, где торчал сучок и предложил старосте отметить сделку двухгодичным мёдом. Захар при этом заметил, что под сеном лежали ещё несколько хитрых тайников, замаскированных под дрова.