Смотритель Пустоты. Голос из тьмы
Шрифт:
– Сфера? Удачно. Своими ногами она и шага бы ни сделала. – Не дожидаясь никакой реакции, Сеорас поднялся и оповестил. – Я сделал, что тут можно. Но её душа – за пределами любого лечения. Единственный способ ей помочь в этом – стереть память, а, как все вы знаете, мы используем подобные меры только в единственном случае.
– Абсолютное очищение – это кара за неповиновение, неразумное и гибельное несогласие и отсутствие способностей, достаточных, чтобы не поддаться сущностям! – Кианнон выглядела так же взбалмошно, дерзко и бескомпромиссно, как и её торчащие в разные стороны коротко остриженные
– Тихо, - осадил Сеорас. – Я и сказал, что у нас нет повода для абсолютного очищения.
– А… тогда хор…
– Помолчи, - отрезал магистр. Неоправданная суматошность Кианнон его всегда немного раздражала. – Проводи командора в лазарет, а ты, Клейв, отнеси туда Данан. – Едва Редгар сделал шаг вперед в попытке возразить, магистр вскинул руку, снова предостерегая от споров. – Иди, командор. Тебе нужна сейчас пара хороших восстанавливающих печатей, чтобы в скором времени продолжить путь. А мне – надо поспать. Видишь ли, – чуть мягче объяснил маг, – это ты – Редгар Тысячи Битв, а вот я после вчерашних испытаний для четырех – четырех, только подумай! – Сеорас нарочито потряс пальцем, – наших выпускников чувствую себя исключительно как Сеорас Тысячи Лет. Я зайду.
Не давая шансов для дальнейшего диалога, Сеорас покинул комнату намного стремительнее, чем если бы ему была тысяча, или даже хотя бы сотня лет.
Кианнон молча и очень негодующе (это было слышно по шагам) отвела путников в лазарет, который занимал часть анфиладных помещений второго этажа. В лазарете всегда было два дежурных мага и, как повсюду в Цитадели, два караульных стража. Все, завидев Редгара, подобрались и поклонились (стражи – с жестом верности). Дежурные целители, выслушав Кианнон, сделали все, что требовалось, даже отмыли Данан пятна засохшей крови с конечностей, и, уложив прибывших на соседние койки (Данан – ближе к окну, Редгара – следом), ушли.
Отсек, где их поселили был пуст, не считая охраны. Клейв сделал знак, и караульные перешли в соседнее помещение. Он подставил стул и остался сидеть возле Данан, на которую, помимо прочих исцеляющих печатей, наложили заклятие сна. Страж Вечного поглядывал то в окно за постелью, то снова на женщину. Ничего не делал и не комментировал, и тогда Редгар спросил сам:
– Почему с тобой она не брыкалась, как у меня?
Клейв пожал плечами, предположив:
– Я её не насиловал?
– Я тоже, - безапелляционно обрубил Ред. – Из того, что увидел, я бы предположил, что ты её любовник, но, думаю, это не сходится с кровью, которая у неё была.
Клейв глянул на Редгара так убийственно, словно, будь магом, бросил бы смертельное заклятье. Ответил коротко и жестко:
– Надзиратель.
Редгар, на обоих запястьях которого, светясь, поблескивали печати восполнения сил и исцеления, выгнул бровь, почесал щеку. Щетина начинала пробиваться снова, после лазарета непременно надо будет побриться.
– Давно?
– Девять лет. Сначала строже, потом как товарищ.
Редгар выгнул и вторую бровь тоже, будто подначивая: «Ну, продолжай!». Однако, не дождавшись желанного продолжения, подтолкнул вслух:
– Товарищ? И только?
– И только, – отрезал Клейв. – Вам какое дело, командор?
Редгара вопрос не смутил ни капли.
– У неё была истерика рядом со мной, а с тобой нет – это первое. Я все еще не понимаю, как воспитанница Цитадели Тайн могла оказаться в политическом, – Редгар подчеркнул, – браке за каким-то никому неизвестным лордом Мареллом – это второе.
Клейв хмыкнул:
– Насчёт второго все просто. Данан – единственная дочь высокого отца, которую тот сослал к нам в возрасте десяти лет. Сиятельная леди Тегана Данария Таламрин, - с некоторой торжественностью произнес Клейв.
Редгар вздрогнул уже после «Сиятельной»: такой титул могли носить представители исключительно наивысшей знати, уступающей в положении лишь королю.
– Её отец, – продолжал Клейв, – Эйнсел Таламрин, страшно хотел один из серебряных рудников Марелла, а тот хотел законный шанс получить наследуемое дворянство. Поэтому Эйнсел использовал все свое влияние, чтобы вытащить её отсюда. И вытащил, - мрачно пригвоздил Клейв.
– Таламрин – тот самый? – совершенно по-идиотски спросил Редгар.
– В королевстве есть другие Таламрины? – с ехидцей просил страж. – Только клан Королевского Секвента. Что до её реакции – командор, думаю, вы можете понять отношения надзирателя и мага? Вы все время приглядываетесь друг к другу: ты – к человеку, которого в случае провала должен убить, а он – к человеку, от чьей руки в случае провала, обязан умереть. Естественны обе реакции – взаимное недоверие и насторожённость, и, напротив, безоговорочное согласие и своего рода верность.
– Но не чувства, – резонно протянул Редгар.
– Разумеется.
Редгар потер бороду и спросил прямо:
– То есть, несмотря на то, что у вас все сложилось в лучшем варианте, если бы пришлось, ты бы её убил? После стольких лет рядом?
– Да. – Клейв всегда рубил, отвечал коротко. Редгару невольно вспомнился прошлый вечер и ужин в замке Марелла. Данан тоже ответила ему односложно, коротким «Нет». Видимо, эту привычку она невольно переняла от надзирателя.
Однако сейчас Клейв зачем-то добавил:
– Я бы её убил.
Редгар не стал отвечать. Оглядел стража с головы до ног. Внешность тот имел ничем не примечательную. Кое-как взгляд Смотрителя зацепился за крупную родинку у парня на правом ухе. В остальном – ростом, кажется, как сам Редгар, в плечах тоже примерно такой же, только моложе.
Редгар прищурился и вдруг хмыкнул: что уж там плечи или рост – у них, Смотрителей Пустоты и Стражей Вечного, больше общего, чем кажется стороннему человеку. И те, и другие редко доживают до старости, в первую очередь, потому, что даже если этот вариант при великой удаче и оказывается возможен, после сорока почти все они с разной скоростью, но неизменно сходят с ума. И те, и другие – бдят, сторожат, наблюдают в состоянии непрерывной готовности выхватить меч и зарубить то, что вверено им стеречь, как озлобленным псам. И в обоих случаях, если положить руку на сердце, и стражи, и смотрители где-то в глубине побаиваются своих «подопечных» ровно в той же степени, в какой ненавидят. А ненавидят ровно настолько, насколько любой нормальный человек ненавидит всякое неизбежное предопределение вроде источника смерти или наличия права выбора.