Смотрящие вперед. Обсерватория в дюнах
Шрифт:
— Я не знаю планов Марфеньки… Как она скажет, так я и сделаю, — ответила торопливо Христина.
— Этого никогда не будет! — отчеканила Марфенька.
Щеки ее зарделись, черные глаза сузились. Она попыталась подняться выше, но никак не могла подтянуться.
Христина поспешно подсунула ей под плечи вторую подушку, со своей кровати.
— Что не будет? — с недоумением уставился на нее Евгений Петрович.
— Христина никогда уже не будет домработницей, Это прошлое, которое необратимо — по счастью! Христина уедет обратно
— Но кто же тогда будет за тобой ухаживать?
— Не знаю. Сдайте меня в инвалидный дом. Но Христина никогда уже не пойдет в домработницы! Это так же невозможно, как если бы предложили поступить в домработницы Мирре Павловне.
— Марфенька, ты грубишь!.. Конечно, больная, нервная, но все же…
— Я совсем не нервная! И я не грублю! Видишь ли, папа, единственное, что я сделала хорошего в жизни, — это однажды помогла хорошему человеку. Больше я ничего не сделала — не успела… И если Христина любит и уважает меня хоть немножко, она сделает так, что я буду гордиться ею. Христина, ты понимаешь меня?
— Я понимаю… Как же я смогу тебя оставить? — прошептала Христина и отвернулась, скрывая навернувшиеся слезы.
— Но как же тогда быть с тобой? — начал было Оленев.
— Не будем больше возвращаться к этой теме, — непреклонно отчеканила Марфенька.
Обескураженные родители скоро удалились. Виктор Алексеевич, расстроенный — ему было жаль Марфеньку, которую он искренне любил, — шепнул ей, прощаясь, чтоб она не унывала.
— Меньше слушай врачей, я уверен, что ты будешь скоро ходить! — добавил он, целуя ее.
— Как я смогу жить без тебя! — настойчиво спросила Христина, когда они остались одни. — Почему ты меня прогоняешь?
— Так это не я прогоняю, а главный врач!
— Я пойду к нему и попрошусь в санитарки! — воскликнула Христина. — Им как раз нужны санитарки, я видела объявление. Тогда я постоянно буду при тебе.
Марфенька рассмеялась, очень довольная.
— Сядь. Не надо мне такой жертвы. Ведь ты будешь тосковать по обсерватории… по Мальшету. Ты нашла там себя, разве не так? Ведь тебе не хватает этих людей, ты с ними уже сработалась? Правда?
— Не хватает… — честно призналась Христина. — Такие хорошие люди: Васса Кузьминична, Лизочка, электрик Гриша, Давид Ларионович… Но ты мне дороже всех, и ты… хвораешь. А разве я тебе не нужна?
Марфенька улыбнулась, просияв:
— Конечно, нужна! Страшно даже подумать: вдруг тебя не было бы совсем… Слушай, Христина, я решила. Ты поедешь домой, на Каспий, и будешь работать как работала, давно пора, так можно потерять место. Я постараюсь подлечить себя, а потом… Ты слушаешь? Ну, чего ты плачешь? — Как я оставлю тебя одну? — всхлипнула Христина. Сердце ее, что называется, надрывалось от жалости к Марфеньке.
— Не плачь! Ты слушай… Меня здесь долго не продержат, не беспокойся!.. Ведь я хроник… Слышала, папа проговорился. А когда меня выпишут, я тебе телеграфирую, и ты приедешь за мной. Не идти же мне действительно в инвалидный дом или к этой… Мирре. Придется тебе уж… за мной ухаживать.
— Марфенька! — смеясь и плача, Христина обняла ее.
— Примешь меня к себе? — строго спросила Марфенька. — Примешь, да?
— Марфенька!
— Да, да, я знаю, что никто не будет мне так рад, как ты… Но ты еще молодая женщина и можешь выйти замуж… И тогда я буду помехой… Но я что-нибудь придумаю, Христя!
— Я никогда не выйду замуж, — сказала Христина.
— Не будем загадывать далеко, а пока я поживу у тебя… Кто-то должен меня принять?… Вот какое… Ну ничего, ты не расстраивайся, Христина. Я непременно что-нибудь придумаю. Какой-нибудь выход. И ты меня не жалей. Я сильная, даже если перебиты какие-то там позвонки.
— Почему же все-таки случилась авария? — в сотый раз спросила Христина.
— Тень от облака… От солнца — сразу в тень. Даже аэростат не выдержал, — непонятно сказала Марфенька.
Вошла улыбающаяся сестра и передала Марфеньке пачку писем. Четыре письма были из обсерватории — от Яши, Лизы, Мальшета и супругов Турышевых. Остальные от незнакомых людей.
После того как в «Комсомольской правде» появилась заметка «Подвиг Марфы Оленевой», где довольно красочно описывалось происшествие на Каспии, к Марфеньке стало поступать множество писем от совсем незнакомых людей. Марфенька очень любила эти письма, то и дело перечитывала их, сортировала и непременно отвечала на каждое.
Так и теперь прочли вслух все письма, и Марфенька спрятала их под подушку, что очень не нравилось медсестре, находившей это негигиеничным.
В этот вечер подруги разговаривали долго-долго, умолкая, когда к двери подходила дежурная сестра.
Вплоть до отъезда Христины Марфенька казалась очень веселой и спокойной, и та уехала с облегченным сердцем. Теперь она будет готовиться к приезду Марфеньки — ждать ее. Разлука — всего месяца на два. Скоро они увидятся! Марфенька не предугадала только одного: чем станут для нее эти «всего два месяца».
Как только Христина уехала, в опустевшей палате стало для Марфеньки нестерпимо одиноко. На нее вдруг напал страх перед надвигающейся ночью. Она попросила лечащего врача Раису Иосифовну перевести ее в общую палату. Но та неожиданно воспротивилась.
— Ваш отец договорился об отдельной палате для вас…
— Мало что он договорился! Я желаю в общую.
— Ну, я поговорю с ним по телефону.
Как назло, Оленев выехал в Ленинград в научную командировку, и телефон его был неизвестен. У Марфеньки уже были стычки с Раисой Иосифовной. Как только Марфенька пришла в себя после операции, она попросила переложить ее лицом к окну, точнее — к балкону, но ждали комиссию, и лечащий врач нашел, что «некрасиво, когда больные лежат в палатах в разные стороны».