Смотрю на тебя

Добровольская Юлия Григорьевна

* * *

Однажды Дора повела меня на известный – как теперь говорят, культовый – французский фильм. Фильм о любви.

– Я хочу, чтобы у нас вот так же было с Антоном, – сказала я.

– А он больше не говорит тебе о том, что влюблён?

– Нет, ведь он согласился быть мне отцом!

– Дура ты! – в который раз услышала я от подруги. – Антон просто благородный! Думаешь, если он стал тебе отцом, так он мужчиной перестал быть? Соблазни его!

– Это ты дура!

Я ни за что не променяю нашу дружбу на какую-то там животную физиологию!

Мы обе были набитыми дурами. Тогда мы представить себе не могли, что самые полноценные любовные отношения могут быть только при глубокой дружбе, а дружба, скреплённая обоюдным физическим удовольствием – это ни с чем не сравнимая по силе и полноте связь.

* * *

После весенней сессии мне предстояло уехать на трёхнедельную практику в Вологодскую область – собирать тамошний фольклор.

Я так не хоронила папу, как расставалась с Антоном. Я выла и ночью, засыпая ещё рядом с ним, и днём, когда он уходил на работу.

– Я умру на другой же день, – говорила я, – я несколько часов и то с трудом без тебя обхожусь.

– Ты будешь звонить мне каждый день, и мы будем разговаривать, сколько захочешь, – говорил он.

– Это, конечно неплохо, но слишком дорого, – хлюпала я.

– Придётся выбирать одно из двух, практичная ты моя! – смеялся Антон.

– Ты ещё смеяться можешь! – я разражалась новым приступом рыданий.

– Я не смеюсь, – говорил он, – я пытаюсь придумать, что с тобой делать, как тебя утешить. Ведь ты не в другую галактику улетаешь, а за каких-то пятьсот вёрст, и не навсегда, а всего на три недели.

– Всего!.. – передразнивала я его. – Это тебе, может, «всего», а мне не «всего»…

– Я вот в армию уходил аж на два года, а это, знаешь ли, семьсот тридцать дней и ночей! Да на другой конец Советского Союза, за семь тысяч километров. – Он сделал паузу и продолжил: – Тут уж, по крайней мере, понятно, почему меня моя девушка не дождалась.

Я умолкла и посмотрела на Антона. До меня дошла истинная причина моих слёз. Но первое, что я ответила на это, было:

– Расскажи!

* * *

Однажды под Новый Год – Антон учился на последнем курсе – в пригородной электричке он познакомился с девушкой и влюбился в неё прямо с первого взгляда. Девушка была маленькая и тоненькая – даже в своей пушистой кроличьей шубке – и казалась хрупкой и беззащитной в толпе рвущихся к дверям пассажиров. Антон помог ей войти в вагон, подсадив на подножку, и поддержал в тот момент, когда какой-то пьяный дядька едва не повалился на неё в тамбуре.

Сидячих мест им не хватило, и Антон, пристроив девушку в углу у входа, загородил её собой от толчеи. Она не была особенно разговорчива, но, видно, из благодарности за заботу, отвечала на вопросы Антона – односложно, но вежливо.

Ехали они около сорока минут. За это

время Антон узнал, что девушку зовут Оля, что она живёт в Пушкино, а учится в энергетическом институте на втором курсе.

– Что может быть общего у такой хрупкой девочки с циклопическим планом ГОЭЛРО? – Спросил Антон с улыбкой.

Девушка тоже улыбнулась и сказала, что её профиль – финансы, а не гигантские турбины.

Прощаясь, Антон выпросил у Оли свидание и без особой надежды пришёл в условленный день и час к Музею Изобразительных Искусств имени Пушкина. За пазухой у него приютилась маленькая белая розочка.

Оля пришла вовремя, чем приятно удивила Антона – не тем, что вовремя, а тем, что пришла. Они часа три пробродили по залам музея, делясь друг с другом своими любимыми художниками и впечатлениями от их картин. Потом, проголодавшись, съели в кафетерии поблизости по две порции сосисок, запили их кофе с пончиками и расстались на платформе около Олиной электрички.

Новый Год они встречали не вместе, но вечер первого дня наступившего тысяча девятьсот шестьдесят седьмого провели вдвоём.

*

– Надо же, – сказала я, – я ещё пешком под стол ходила, а ты уже любовь с девчонками крутил!

– Это была первая девчонка, с которой я, как ты выражаешься, крутил любовь, – сказал Антон.

– Ты что, до двадцати с лишним лет ни разу не влюблялся? – удивилась я.

Антон как-то слишком долго смотрел в стену напротив – даже, скорей, сквозь неё.

– Только один раз, – сказал он таким голосом, что я почему-то не решилась настаивать на подробностях этой истории.

– А что с Олей? – Меня разбирало любопытство, чем всё закончилось.

*

С Олей они подружились и встречались довольно часто – насколько, конечно, позволяли им занятия в институтах.

А потом Антон получил диплом и повёл Олю в «Прагу». А после провожал до электрички. Там и поцеловал её в первый раз – на перроне, под тёплым летним дождём.

*

– А знаешь, – сказал Антон ни с того, ни с сего, – вы с ней чем-то похожи.

– Да? Чем?

– Цветом глаз… Нет, не только… Надо же, я думал, что совсем забыл, как она выглядела.

Когда я пересказывала Доре историю Антона, я отметила и эту деталь – не без удовольствия, скажу честно, мною воспринятую. Мне в голову не пришло задуматься, почему наше сходство с девушкой, в которую когда-то был влюблён Антон, доставляет мне удовольствие.

Дорина реакция была как ушат ледяной воды.

– Лично я ни за что не позволила бы мужчине сравнивать меня с какой-то другой женщиной! – Отчеканила она с осуждением в голосе.

Кому было адресовано это осуждение: Антону за то, что он сравнил, или мне за то, что я позволила – я не понимала.