Смягчающие обстоятельства
Шрифт:
А противников хватает, вокруг необычного собирается столько жулья и шарлатанов, что к любому делу могут доверие подорвать. Но это шелуха, она отлетит со временем, главное — есть ядро, явление, которое надо изучать!
Встает вопрос: как? Специальной техники нет, в основном все строится на субъективных ощущениях, да еще помогают испытанные приборы: магнитометры, фотоаппараты, амперметры. Кустарщина! А Элефантов сделал устройство, фиксирующее достаточно мощное биополе! Уже за одно это можно докторскую степень присвоить! Но… Необходимо официальное признание изобретения, тогда будет все — фонды, специальная лаборатория, люди. А чтобы обосновать
Я, когда звал Элефантова к себе, наобещал золотые горы: отдел, возможности, но не от одного меня все зависит, тема вылетает из плана раз за разом. Разрешил ему заниматься внепланово" стараюсь помогать, поддерживать. Без этого его бы давно съели. Зам мой, например, его терпеть не может, Бездиков — тоже, хотите знать, почему? Это так называемые подводные течения океана науки, кулуарные рифы, мели, водовороты. Курочкин — «холодный» профессор — получил звание без докторской степени, так сказать, за заслуги. А скорее за услуги, послушание и прилежание. У Бездикова — десяток опубликованных статей, все по частным вопросам, все в соавторстве. А тут какой-то Элефантов на кардинальные проблемы замахивается, постановочного характера работы печатает, да еще в солидных изданиях. Надо либо признать его на голову выше себя, либо прибегнуть к тем же ярлыкам — дескать, выскочка, дилетант, ну и всякое прочее… Серость вообще не терпит талантливых людей. Кстати, у Элефантова уже сейчас пошел в серию прибор — энцефалограф, только в два раза меньше обычных, вдвое чувствительнее, и, самое главное, никаких контактов на голову пациенту надевать не надо.
Я ему предлагал — оформи материалы и защищайся, тема диссертабельная, а станешь кандидатом, и основную свою идею легче будет пробить. А он смеется — чего на побочный продукт размениваться! Энтузиаст. И других за собой увлекает. Я сейчас редактировал наш институтский сборник, а там статья Нежинской — никогда она в науке не выделялась, и вдруг толковая смелая работа, хотя явно чувствуется влияние идей Элефантова. Значит, последователи появляются, может, зарождается школа, каждому исследователю такое лестно. Нет, никакого практического значения разработки Элефантова на сегодняшний день не имеют, а уж об оборонном характере и говорить нечего. Поработает с такой же интенсивностью еще лет пять — будут и практические результаты, но опять же — ограниченная мощность передач, специфика приема… Нет, в военных целях это неприменимо.
Быстров сделал паузу, и я подумал, что разговор окончен, но он задумчиво произнес еще несколько фраз:
— И вообще, не знаю, получится ли у Элефантова что-нибудь. В последнее время он изменился: сник как-то, интерес к работе потерял. Ничего не просит, командировки в Москву не выбивает. Перегорел, устал? А может, еще хуже — выработался? Так тоже бывает.
Уходя от Быстрова, я вспомнил, что нечто похожее сказал об Элефантове Пореев. Как это он выразился? Надорвавшийся… Что ж, после того, что я услышал, немудрено поверить и в такой исход.
Перечитывая и группируя записи в блокноте, я обнаружил, что противоречивые мнения вызвал только Элефантов. Суждения о его сослуживцах совпадали почти у всех опрошенных. Нежинская — вежливая, приятная, обходительная, хороший работник… Спиридонов — культурный, доброжелательный, знающий специалист… Зелинский — грамотный инженер, активный общественник. И так далее.
К этому времени я наверняка знал одно:
Но пьянство — самый наглядный и очевидный из человеческих пороков.
Участковый инспектор, побывавший в доме Спиридонова, за двадцать минут собрал исчерпывающую информацию о его образе жизни, и предполагать полную слепоту сослуживцев, ни один из которых не обмолвился о наклонностях коллеги, было, конечно, нельзя.
Когда я напрямую задал вопрос профгрупоргу лаборатории — услужливой и словоохотливой женщине, она округлила глаза, будто я спросил о чем-то неприличном.
— Позвольте, как же я могу об этом говорить? В вытрезвитель его не забирали, в милицию не попадал, писем от соседей не поступало — никаких официальных материалов нет. А без документов разве можно? Мало ли кто что видит, кто чего знает…
После такого ответа стало ясно, что возлагать большие надежды на собранную в блокноте информацию не стоит. А на что можно возлагать большие надежды в ходе розыска? Нередко самый железный факт оказывается круглым нулем. Зато институт отработан, задание выполнено, версия Зайцева проверена и, кажется, не подтверждается… Утешая себя таким образом, я зашел в лабораторию попрощаться.
Прощание затянулось. Элефантов уговорил-таки меня снова измерить биополе, и на этот раз всплески мозговой активности привели его в восторг:
— Блестящая динамика! Если вам потренироваться… Знаете, я буду просить, чтобы вы выделили для меня как-нибудь половину дня. Можно в выходные, когда удобно. Это очень важно!
Элефантов оживился, стал быстрым, бодрым и деятельным. Пореев меланхолично поглядывал на внезапно объявившегося конкурента, механически замешивая кофейную смесь.
— В последнее время я тебя таким не видел. Серый. И тонус подскочил и, по-моему… Ну-ка, сам сядь, попробуем… Гляньте-ка на стрелочку, товарищ майор, колыхнулась? Нет? Жаль.
Откуда он знает мое звание?
Пореев налил в чашку кипятку, помешал, неожиданно достал плоскую бутылочку коньяку, приглашающе приподнял в мою сторону, потом повернулся к Элефантову:
— Майору не предлагаю, знаю — он ответит: «На службе не пью», а мы с тобой можем принять по сто граммов, тем более что рабочий день на исходе.
Именно такими словами я и собирался отказаться. Неужели он действительно читает мысли?
Элефантов пить не захотел, отмахнулся, записывая что-то в толстый лабораторный журнал.
— Давай, давай, взбодрись! И биопотенциал подскочит. Помнишь, у тебя уже было такое? Стрелка отошла деления на четыре, я глазам не поверил!
Значит, и в этом деле есть допинг. Ты почему-то здесь нелюбопытен!
Элефантов раздраженно бросил ручку.
— Хватит трещать! И убери бутылку, ты не в кабаке.
Пореев долил в чашку коньяк.
— Приказывать мне ты не можешь, я не твой подчиненный и нахожусь не на работе. Правда, употребление спиртного в общественном месте чревато, но можешь спросить у майора: многих ли оштрафовали за то, что они пили кофе с коньяком не там, где положено?