Смысл ищет Марию
Шрифт:
Но надо отдать ей должное, к работе она относилась крайне серьезно. Каждый звонок, который она принимала, каждая сваренная чашка кофе, каждое, пусть даже самое простое поручение, – все выполнялось с предельной ответственностью. В глубине души я восхищалась ею, потому что сама была другой. Если Анна во всем, чем она занималась, видела смысл, то я многое делала механически, не затрудняя себя поисками смысла.
В первый же день Анна рассказала мне, как пользоваться телефоном – как переводить входящие звонки от клиентов на нужных сотрудников. Телефонов было два – стационарный и радио. Радиотелефон везде нужно было носить с собой, чтобы не пропустить ни одного звонка от потенциальных клиентов. В слегка саркастическом тоне я поинтересовалась, нужно ли брать телефон с собой
Дальше все было по закону бутерброда. Я пошла в туалет с телефоном, и в самый неподходящий момент он зазвонил. Я вздрогнула, трубка подпрыгнула в воздух и, несмотря на мои отчаянные попытки поймать ее, упала прямо в унитаз, издав характерный «бульк». Представив лицо Анны, если прийти к ней без телефона, я, засучив рукава блузки, полезла прямо в унитаз, чтобы достать трубку, пока ее не унесло в трубу. Мне удалось выловить телефон из унитаза, я бережно обтерла его, попробовала включить, но, как и ожидалось, он не работал. Пришлось возвращаться к Анне с трупом телефона в руках. Выслушав мою историю, она одарила меня своей коронной презрительной ухмылкой и подвела итог:
– Маша, ты три часа на работе, пока еще не принесла никакой пользы компании, но уже умудрилась сломать телефон. Так держать. К концу двух недель, которые ты здесь проработаешь, ты, надо полагать, планируешь разгромить наш банк?
Моим следующим заданием было кофе. Анна отвела меня на кухню и начала инструктаж, как его варить. Показала, где что лежит, объяснила, на какую кнопку нажимать, сколько класть ложек, ну и так далее. Потом, уперев руки в бока, она спросила: «С этим-то ты точно справишься?» Я утвердительно кивнула. Кофе я в то время не понимала и не любила. Это сейчас при одной мысли о кофе у меня слюнки текут, а уж в этом подвале, где нас с тобой похоронили, мой дорогой молчаливый слушатель, тем более. Вот только представь – черный, густой, с маленькими пузырьками на поверхности, которые беззвучно лопаются… Поднимающееся от чашки тепло, терпкий, бодрящий аромат, и приятная горчинка во рту, когда ты пьешь этот божественный напиток маленькими глоточками, наслаждаясь моментом… Но самое главное свойство хорошего кофе – это ясность, которая возникает у тебя в голове, как будто на размытую фотографию возвращается резкость. Вот бы нам сейчас с тобой по чашечке кофе, да? Сразу почувствовали бы себя людьми, а не мышами, загнанными в клетку. Ладно, возвращаюсь к своему рассказу.
Вскоре после того, как Анна научила меня варить кофе, на ресепшен пришла начальница клиентского отдела. На ней был черный кардиган с гигантской брошью в виде короны. Раскосые глаза как будто делали дырки во всем, на что она смотрела. Эта штучка попросила принести кофе на встречу с очень важным клиентом, которая начнется с минуту на минуту. Я проследовала на кухню и начала процесс варки строго по полученной инструкции. С отвращением посмотрев на темного цвета жидкость, я, разумеется, не стала ее пробовать. Налила кофе в чашки, аккуратно разложила кубики сахара на блюдце, нарезала лимон, положила его на другое блюдце, воткнула розовую шпажку; не забыла, разумеется, и про салфетки. Затем взяла поднос и, затаив дыхание, чтобы не расплескать кофе, направилась в комнату, где проходила встреча. По дороге я думала о том, что мне нужно прошмыгнуть в комнату как мышка, никого не отвлекая, поставить поднос и незаметно выскользнуть. Так я и сделала. Успела только заметить, что важный клиент, развалившийся в кресле со скучающим видом, бросил на меня мимолетный взгляд и тут же отвернулся.
Через полчаса к нам на ресепшен прибежала разъяренная начальница, ее глаза излучали гнев. Она нависла надо мной, впившись руками в столешницу. Я увидела, как за ее спиной к выходу с недовольным видом идет клиент, за ним подобострастно семенит сотрудник банка, на ходу делающий какие-то предложения, – судя по всему, сделка не состоялась. Дождавшись, когда за клиентом закроется дверь, начальница заорала:
– Что ты за мочу сварила вместо кофе? Клиент подумал, что мы тут клоуны какие-то, даже кофе у нас дерьмо. Ты понимаешь, что из-за того, что у тебя руки не из того места растут, мы потеряли важного клиента. Как только он попробовал твой кофе, он начал смеяться как сумасшедший. Сказал, что за всю свою жизнь ничего подобного не пробовал и даже не думал, что кофе можно так испортить. Ну вот что, девочка, я позвоню в твое кадровое агентство и все им расскажу. Надеюсь, завтра тебя здесь не будет.
Она выпрямилась и зашагала в сторону своего кабинета. Анна все это время улыбалась и качала головой, в ее прищуренных глазах читалось: «Что еще ты натворишь, Маша?»
Для себя я сделала вывод, что все, что ты производишь, надо обязательно пробовать самой. Казалось бы, я все сделала четко по инструкции, но результат был ужасен. Говорят, что когда ты следуешь правилам, ошибки в принципе быть не может. Ну нет, реальность доказывает другое. Только финальный продукт, продукт на выходе, продукт, который ты сам попробуешь, может показать, допустил ли ты где-то ошибку или нет.
Не сомневаюсь, начальница не шутила, когда грозила выгнать меня, но, по всей видимости, в кадровом агентстве замены мне не нашлось, и я осталась доработать срок, пока постоянная секретарша не выйдет из отпуска. Сразу скажу, я была не лучшим секретарем, и слова Анны о том, что я могу разгромить всю компанию, оказались пророческими.
Помимо работы на ресепшен я выполняла функции персонального ассистента управляющего московским отделением. Банк, переживавший не лучшие времена, сокращал расходы, и две должности объединили в одну.
Управляющий был человек неразговорчивый. Мне казалось, что по отношению ко мне он испытывает что-то вроде брезгливости. Возможно, он думал обо мне как о примитивном создании, которое, если откроет рот, то только для того, чтобы нести бред. Или же он просто не хотел тратить на меня свое драгоценное время. Порой доходило до глупости: вместо того чтобы по-человечески сказать: «Маша, нужно сделать то-то и то-то», он изъяснялся жестами или междометиями, а если я не понимала, что означает его очередное «угу» или «ага», брови его удивленно взлетали, глаза широко раскрывались, и он смотрел на меня как на мартышку в зоопарке. Когда нужная опция мною озвучивалась, он кивал, устало прикрывал глаза, и я уходила выполнять поручение.
Он был высок и строен. Его костюмы с иголочки подчеркивали фигуру с выгодной стороны, движения его были пластичны и быстры. Другие сотрудники по сравнению с ним выглядели неуклюжими, рубашки на них были слишком широки, пиджаки – слишком длинными, а галстуки завязаны так, словно это петля-удавка. А он… он был прекрасен и элегантен… и хорошо знал об этом сам. В его кабинете висел его полутораметровый портрет. Двойник на портрете держал в руках трость с золотым набалдашником, на шее красовался модный платок. И без того красивые черты лица были еще красивее, так как художник убрал еле заметные морщины. Несколько раз я была свидетелем того, как сотрудники, не жалея прилагательных, расхваливали портрет, и на его лице расплывалась самодовольная улыбка. Ему нравились комплименты.
Как-то раз я сварила ему с утра капучино. Вошла с подносом в кабинет с высокими потолками и огромными панорамными окнами, из которых открывался отличный вид на Москва-реку, и остановилась у входа в нерешительности. На столе, положив ногу на ногу и демонстрируя дорогие туфли на высоком каблуке, сидела сотрудница, которая частенько к нему захаживала. Нежным томным голосом, откинув голову назад и уперев руки в стол позади себя, она что-то говорила ему – должно быть, очень приятное. Его глаза горели огнем мужского желания. Мое появление не смутило его, он скользнул по мне взглядом и равнодушно кивнул, что означало «оставь кофе и уходи». Затем его взгляд снова впился в сотрудницу, кончики губ приподнялись, демонстрируя нарастающее возбуждение. Она обернулась, увидела меня и захихикала. Мне показалось странным, что мое присутствие, то, что я стала невольной свидетельницей их отношений, не вызвало у них ни капли смущения. Я и правда была для них пустым местом.