Сначала повзрослей
Шрифт:
“Дура малолетняя, он тебя просто трахает”
“Вари ему борщи дальше, пока он не пришёл и не сказал, что тупица из деревни ему не нужна”
“ахаха, ты правда решила, что нужна взрослому обеспеченному мужику, при том что у него есть умная и красивая баба?”
Или же просто блюющие смайлики и коротенькие “овца”, “найди себе парня по возрасту, зачем тебе папик?”, “звони, я вдую” и тому подобное.
С отвращением захлопываю ноутбук и тру виски. Становится только хуже.
Смотрю на часы — почти девять. Засиделась я в интернете. Но лучше бы и дальше
Поговорил ли уже Герман с Екатериной? Рассказал о нас? Или… или… даже в слова это оформлять не хочется в голове…
Я умываюсь, заматываюсь в плед и усаживаюсь в кресло, вперившись взглядом в одну точку на стене. Ни есть не хочу, ни пить. Ничего.
Но вдруг в замке щелкает ключ. Подскочив, я выбегаю в прихожую. Сердце замирает, а потом начинает отбивать замедленный бой, словно набат. Застываю, глядя, как Герман входит в квартиру. Каждое движение, каждый жест в памяти выжигается, концентрируя внимание.
Он переступает порог и включает свет. Смотрит на меня без улыбки, в глазах застыло что-то, чего я прочитать не могу. Но барьер я чувствую сразу. Всем нутром чувствую.
— Привет, — говорю тихо, но стараясь, чтобы голос звучал достаточно бодро.
Он не отвечает. Снимает куртку и вешает её на крючок. Поворачиваться не спешит.
Я понимаю — он в курсе. Мне хочется, чтобы этот разговор скорее произошёл, и уже оказаться в его объятиях. Я всю душу ему вылью, честно всё скажу — сожалею. Потому что так и есть. Знаю-знаю, что поступила глупо, знаю, и готова попытаться загладить свою вину как только смогу.
— Герман, — окликаю его, когда он продолжает молчать, так и не обернувшись. Выкладывает на тумбочку ключи от машины, портмоне, телефон, снимает запонки. И всё это не спеша, будто оттягивает разговор.
Но вот он поворачивается, и его ледяной взгляд обжигает до боли.
— Зачем ты это сделала, Женя? — голос звучит скорее устало, в нём слышится такое разочарование, что я задыхаюсь.
Вдруг вместо всех слов, что хотела сказать, которые уже вот-вот горели на языке, я молчу. Будто воды в рот набрала или дар речи потеряла. Не могу ничего сказать, не могу связать в голове слова.
Разблокировав телефон, Герман что-то в нём нажимает, и я слышу голос Екатерины.
“Герман, эта девчонка, которую ты держишь дома вместо домашней зверушки, испоганила моё платье. Оказывается, она стажировалась в ателье, где я шила себе платье на форум. Подумать только, что там в голове? Будь с ней осторожнее, пока и тебя не прирезала как-нибудь, пока спишь. И да, на форум я поеду с Фадеевым, а ты уж сам там как-нибудь, окей?”
Не знаю, как прокомментировать услышанное. Меня не сильно тревожит эта подчёркнутая брезгливость в голосе, я даже чувствую какую-то вспышку радости, что они всё же не вместе.
— Так зачем ты это сделала, Женя? — повторяет он свой вопрос.
— Герман, прости, — меня наконец прорывает. — Прости меня, прошу! Я сглупила! Меня ревность живьём съедала, и я будто не в себе была. Очнулась с ножницами в руках, а платье…
— Неужели, я давал тебе повод? — качает головой, будто не верит мне.
??????????????????????????— Нет. Нет! — с жаром качаю головой, сжимая пальцы в замок до белых костяшек. Говорю быстро, сбивчиво, будто мне на объяснения отвели всего минуту, и мне нужно успеть. Очень нужно! — Это всё я. Просто… Екатерина… она была в ателье, и говорила, что ей должны сделать на форуме предложение. Что ты кольцо ей сапфировое выбирал — её помощница видела. А потом… потом я нашла это кольцо. А сегодня не нашла и… и…
Я буквально захлёбываюсь эмоциями. Вот-вот кислород закончится и задохнусь, утону, а Герман и не спешит спасать меня. Горько становится, больно. Что-то такое в животе разливается горячее, пугающее.
— И ты подумала, что я забрал кольцо, чтобы сделать Кате предложение? — он поднимает брови и смотрит на меня так, будто я сумасшедшая. Ни капли в его взгляде нет и тепла сейчас.
— Да, — сглатываю и опускаю голову, глаза начинает жечь солью. — Старалась отгонять эту мысль, но…
Вскидываю глаза, когда слышу щелчок. Герман держит на ладони открытую бархатную коробочку, а на маленькой подушечке там то самое кольцо с синим камешком.
— Это кольцо?
Киваю, закусывая губы, а по щекам уже ползут слёзы.
— Оно было для тебя, Женя, — в груди колет от его слов. Больно, остро, насквозь. Какая же я дура! Но голос Германа пугает. Он звучит севшим, каким-то обречённым, с болью. — Я думал, я так хотел сделать этот вечер особенным.
— Прости меня, Герман, я настоящая дурочка! — подаюсь к нему, но будто на стену напарываюсь, и тут же торможу. Сама её выстроила! Своей ревностью! — Прости! Ты прав, я не умею ещё управлять чувствами. Только учусь. С тобой учусь.
— Женя… — он прикрывает глаза, кажется, будто моё имя приносит ему невыразимую боль.
— Я научусь, Герман, — на слёзы я уже не обращаю внимания. — Ты ведь поможешь? А в ателье я всё отработаю, верну Екатерине деньги, я…
— Женя, хватит, — он качает головой и убирает коробочку с кольцом в карман. — Достаточно. Я был прав — ты слишком юна.
Ощущение, что мой мир сейчас рухнет, начинает пробираться под кожу. Что всё полетит в пропасть. Что я полечу в пропасть.
— Это я виноват, — он убирает руки в карманы брюк и опускает голову. — Нужно было прекратить тогда ещё. А я поддался. Слабак, знаю, Жень. Только хуже сделал.
— Не говори так, — бросаюсь к нему и сжимаю пальцы на его плечах. — Не говори так, Герман, ты же знаешь, что я люблю тебя.
— Женя, — обхватывает ладонями моё лицо. — Тебе нужен кто-то, с кем ты сможешь прожить все эти бешенные эмоции, кто-то, кто разделит их с тобою, кто поймёт. А я… я уже не гожусь для этого, понимаешь? Моя юность прошла. Мой огонь уже не горит так ярко, он тлеет. Стабильно, ровно, но тлеет, а не пылает. А тебе другое нужно.
— Герман! — грудь начинает сотрясать. Пусть замолчит! Пусть он замолчит и не продолжает!