Снайперы Первой мировой
Шрифт:
«Вы стреляли из нее?» – спросил я.
«Никак нет».
«Вы знаете, как нужно ее устанавливать?»
«Никак нет».
«Откуда же вы ее получили?»
«Она выдана мне, как окопное имущество».
«А кто вам ее выдал?»
«Каптенармус».
Нет сомнения, что большое число немцев обязано своей жизнью тому факту, что в начале войны в Британской армии телескопические винтовки выдавались на руки стрелкам, не будучи урегулированы, если можно так выразиться, индивидуально в каждом отдельном случае. Я хочу сказать этим, что некоторые солдаты при стрельбе держали винтовку крепко, а некоторые слабо, и в результате одна и та же винтовка на незначительном расстоянии, например, на 150 шагов, в разных руках дает отклонение до 6 дм. Передавать винтовку из рук в руки, как окопное имущество, равносильно тому, чтобы совершенно пренебречь ее меткостью, которая и составляет ее главную ценность.
Но
В 1915 году у нас было мало бойниц, тогда как германцы имели превосходную систему таковых. В первые месяцы, когда в Штабе бригады мне указывали на карте местонахождение немецкого снайпера и предлагали «изъять» его оттуда, я редко находил бойницу, приспособленную для наблюдения над ним, и так как каждый германский снайпер держал связь со своими соседями вправо и влево, выслеживать его поверх брустнера в течение более или менее продолжительного времени было своего рода самоубийством. В подобных случаях я приказывал класть на край бруствера наиболее незаметным образом несколько мешков, набитых камнями и булыжниками. Нет такой пули, которая могла бы пробить мешок с камнями и я получал возможность спокойно высматривать неприятельский окоп, не опасаясь выстрелов с боку.
В описанное время способы маскировки наших бойниц были весьма примитивны, я скажу больше, что при тогдашнем способе устройства бруствера снайперу укрыться было почти невозможно. Многие из наших частей прямо-таки гордились совершенно гладким и ровным бруствером дававшим германцам возможность замечать малейшее из наших движений. Брустверы эти делались из мешков, набитых песком, тщательно выравнивались сверху лопатой и получалась поверхность, по которой, не преувеличивая, едва ли удалось бы пробежать даже мыши, незамеченной самым заурядным немецким снайпером. Любопытно, что некоторые, немногие, правда, из наших офицеров, упорно придерживались такой системы бруствера, вопреки здравому смыслу и, не взирая на тяжелые потери, даже после того, как главное командование обратило внимание на это обстоятельство и приказом по армиям изъяло их из употребления. Уже позже был произведен ряд практических опытов, доказавших, что при последовательном выставлении искусственной головы над нашим гладким и над немецким окопом в течение 2-4 секунд, число попаданий в том и другом случае относилось как 3:1. (См. фотогр.).
Немецкие окопы представляли собой совершенно другую картину, чем наши. Они были глубже и имели гораздо большее количество проволочных заграждений впереди, а с нашей стороны представляли собой, как бы дорогу какого-нибудь гигантского крота, взрывшего целые кучи земли. Там и сям замечался лист гофрированного железа, закрепленный кольями, в других местах виднелись стальные ящики, засыпанные землей, из которых велась стрельба в продолжение всей ночи из заранее установленных винтовок, местами лежали громадные кучи мешков, самых разнообразных окрасок: черных, красных, зеленых, синих, полосатых, действуя ослепляюще на наши глаза. Существовало даже, на мой взгляд необоснованное, мнение, что германцы пользовались розовыми и красными мешками для ведения наблюдения, так как эти мешки по своему виду и цвету наиболее приближались к цвету человеческого лица; как бы то ни было, факт неоспорим, что германцы имели великолепные брустверы, допускавшие всякого рода движение и наблюдение сравнительно безнаказанно, тогда как мы со своими брустверами платили тяжкую дань судьбе. Существовал один надежный и легко доступный способ некоторого укрытия от неприятельских взоров: на наших проволочных заграждениях и вблизи бруствера развешивалось как можно большее число тряпок. Развеваясь
Для хорошего снайпинга, помимо организации и «бучения, необходимы были охотничьи навыки. Охотник проводит свою жизнь в стараниях перехитрить хитрого зверя, а от охоты к войне лишь один шаг. Недопустима мысль, чтобы командир из опытных охотников так подвергал своих июдей опасности, как это, к сожалению, имело место в некоторых из наших частей во Франции. Канадская дивизия, впоследствии Канадский корпус, имела большое количество офицеров, хорошо умевших бороться с немецкими снайперами, а некоторые из них достигали на этом поприще даже очень больших успехов. Унтер-офицер Кристи, произведенный впоследствии в лейтенанты, может считаться одним из пионеров снайпинга. Он провел свою жизнь в охотах на полуострове Юкон, и обратил свою опытность, чававшую ему возможность подкрадываться к горной овце на расстоянии выстрела, – на борьбу со снайпером из немецких лесничих.
В беспрерывном однообразии, царившем в окопах в нудную зиму в 1915 г., единственным развлечением наших солдат были треволнения, сопряженные с снайпингом и его старшей и более важной сестрой – наблюдением. На назначенном для этого участке (их у нас было множество), снайпинг, собственно говоря, был ни более, ни менее, как высшая разновидность охоты на крупных животных, вдобавок еще отстреливающихся. В Африке считается опасной охота на львов, слонов, буйволов и носорогов, и хотя, по общему мнению, охота на львов влечет за собой большее количество человеческих жертв, чем все другие виды охоты, я полагаю, никто не станет оспаривать, что германский снайпер, в особенности, когда он пользуется поддержкой своих товарищей соседей, в значительной степени опаснее любого льва.
При снайпинге по мере того, как дело разрасталось, и стали формироваться специальные команды, очень многое зависело от умения и обученности всей команды, в состав которой входил единичный снайпер. Первоклассный снайпер в плохой команде терял всю свою ценность. Точно так же отличные снайперы под командой плохого офицера были малоценны, и, что хуже всего, отличная команда под руководством отличного офицера, сменяя на участке слабую команду другого батальона, часто несла тяжелые потери совсем не по своей вине.
Привожу пример: Бланкширцы [11] , имея прекрасно организованную команду снайперов, построили на своем участке с полдюжины превосходно укрытых постов для стрельбы и наблюдения. Ими соблюдались всевозможные предосторожности, со временем вошедшие в кровь и плоть всех солдат, чтобы неприятель не открыл ггих постов. Телескопы тщательно маскировались мешками с песком, концы телескопов шкрывались особыми козырьками, чтобы солнечные лучи, отражаясь на поверхности стекла, не выдали их место расположения.
11
«Бланкширцы», «Ломширцы» – вымышленные автором названия полков (Прим. ред.).
Бойницы в сухую погоду, смачивались водой во избежание появления пыли при выстреле, и что важнее всего, к постам не допускался никто, кроме командира, офицеров – снайперов и снайперов – наблюдателей. Приближение к постам кого-либо из посторонних лиц строго наказывалось. В результате Бланкширцы достигли великолепных результатов, не несли потерь, и всегда давали отличные детали в разведывательную сводку.
Но вот они сменились Ломширцами, командир батальона сам не особенно верил в снайпинг, он твердил, что снайпинг никогда не решит исхода войны. Правда, и у них имелась команда снайперов, но она существовала лишь потому, что командир бригады и начальник дивизии, интересуясь снайпингом и часто бывая в окопах, требовали от командира батальона такой организации. Смена произошла, и посты сданы.