Снегири на снегу (сборник)
Шрифт:
Бережно перевернул не приходящего в сознание человека снова лицом вниз, вынул из-под маскомбинезона перевязочный пакет. Напарник поднял над головой руку, показывая два пальца. От кустов тут же отделились еще двое лыжников. Тоже из-под маскировочных комбинезонов они выхватили тесаки, быстрыми и точными движениями рубанули под корень по тонкой березке, потащили их к ольхе, на ходу зачищая гибкие стволы от веток. Перевязка не заняла и минуты. Неподвижную черную фигуру тонким и прочным шнуром, под плечи и за ноги примотали к импровизированным березовым полозьям, комли которых выступали нал головой найденного человека подобием длинных ручек носилок, а тонкие, во множестве мелких веточек, концы березовых стволов упирались в снег ниже бурых войлочных бахил метра на полтора. Двое лыжников сдернули человека-санки с места и покатили вдоль опушки, по кромке поля, к чернеющему впереди лесу. Чуть поодаль, меж кустов и деревьев, впереди этой пары лыжников, со странной и непонятной для постороннего глаза поклажей, заскользил, переведя автомат на грудь третий из пятерки, а двое последних, приотстав, прикрыли товарищей сзади.
Собачий лай за окном взвился до остервенения. Гауптштурмфюрер Ренике недовольно поднялся из кресла.
– Какого черта?! Что за пустолайная тут у них свора! О, полковник, вы только гляньте на эту процессию! Венецианский карнавал!
Фон Заукель отставил кофейную чашку, выбрался из кресла и подошел к окну. Через аппель-плац в направлении административного барака гордо вышагивали унтерштурмфюрер Мюнше и адъютант коменданта лагеря Бергер, следом за ними четверо заключенных тащили носилки, на которых лежал еще один заключенный. Рядом с носилками, размахивая зажатым в руке пистолетом, семенил шарфюрер Лемке в окружении шестерых солдат, к которым жались, замыкая процессию, Климов и Грачко.
Ренике с интересом развернулся к дверям, а полковник прошествовал за письменный стол и расположился в кресле коменданта. Вскоре в коридоре послышались торопливые шаги, и на пороге кабинета выросла фигура Мюнше.
– Разрешите, герр оберст?
– Ну что там у вас, Мюнше, не тяните резину? – нетерпеливо шагнул к нему Ренике.
– Докладываю, что господином Грачко опознан заключенный, который вас интересует, герр оберст. Второй прибывший с вами… э… господин…
– Климов, – подсказал абверовец.
– Так точно, герр оберст! – довольно отчеканил Мюнше. – Он подтвердил…
– Какой пассаж! – засмеялся Ренике, оглушительно хлопнув в ладоши. – Как всё, к счастью, банально закончилось, господин полковник.
– Для вас – да, – ответил фон Заукель, тоже не скрывавший удовлетворения. – Однако, унтерштурмфюрер, что там с этим Барабиным? Почему носилки?
– Заключенный самостоятельно передвигаться не может. Крайняя степень упадка сил, развивающаяся гангрена обеих ног.
– Где его обнаружили?
– В санблоке. Как заключенного номер одиннадцать тысяч два ноля один…
– А ну-ка, давайте сюда, унтерштурмфюрер, господ Климова и Грачко! – распорядился Заукель.
Мюнше отступил на шаг назад, обратно в коридор, пропуская уже маячивших у него за спиной «каракулевого» и второго русского, чьи физиономии тоже расплывались довольными улыбками.
– Вы уверены, господа? – сурово спросил полковник, сверля их пристальным взглядом.
– Абсолютно, герр полковник! – чуть ли не хором пролаяли оба.
– Точно! Он это, он, товарищ чекист с самой Лубянки! – еще шире расплылся Климов. – Виноват, что не сразу признал. Потрепала лагерная жизнь товарища чекиста! Но ничего, полезно… На собственной шкуре, сволочь краснопузая, прочувствовал, каково тем, кого они пачками на Колыму…
– Прекратите ваш словесный понос, Климов! – оборвал полковник и перевел глаза на Грачко. – Точно он?
– Без сомнения, господин полковник, – кивнул представитель разведшколы. – Наш потерявшийся курсант, проходивший под фамилией…
– Хорошо, Грачко! Вы будете отмечены! – Фон Заукель резко поднялся из-за стола. – Унтерштурмфюрер Мюнше!
Исполняющий обязанности коменданта лагеря тут же снова заполнил дверной проем.
– Что говорит врач? Транспортабелен?
– Так точно!
– Мюнше, ваш эскулап дает гарантию, что русский не сдохнет по дороге в столицу рейха? – дотошно уточнил Ренике, чтобы тоже как-то продемонстрировать серьезность своего подхода к ситуации. Он уже пожалел, что уронил ни к месту свои опереточные возгласы про карнавал и пассаж. Легкомысленно как-то прозвучали для шефа гестапо.
– Гарантию даже Господь Бог не дает! – отрезал Заукель. – Готовьте машину и организуйте дополнительное сопровождение, унтерштурмфюрер. Врач поедет с нами, пусть соберет все необходимое. Ренике, попрошу немедленно связаться с госпиталем в Остбурге. Мы поедем прямиком в госпиталь, а оттуда – на аэродром. Следовательно, сообщите и господам из люфтваффе о полной готовности.
Ренике тут же закрутил индукторную ручку телефонного аппарата. А фон Заукель с помощью мгновенно подскочившего к нему Грачко облачился в свою роскошную шинель и повернул узкое породистое лицо к Климову:
– Пойдемте, господа, глянем на этого хитреца.
Жестом остановил собравшегося его сопровождать Мюнше.
– А вы, унтерштурмфюрер, поройтесь в картотеке, кто из ваших подопечных столь благородно сменялся своим тряпьем с чекистом? Ну что вы, как идиот, таращите глаза? При ваших учетах, я совершенно не уверен, что по местным лесам бегает именно тот, чьи лохмотья сейчас напялены на чекиста… Бардак, совершеннейший бардак, а не лагерь, унтерштурмфюрер!
– Будет проведено самое тщательное расследование всех обстоятельств побега, – зловеще проговорил Ренике, оторвавшись от телефонной трубки и ненавидяще поглядел на Мюнше.
Заукель и оба русских вышли.
Унтерштурмфюрер принялся перебирать учетные карточки заключенных.
– Бросьте маяться ерундой, Мюнше! – засмеялся, закончив сыпать распоряжения в телефон, Ренике. – Вы же сами докладывали, что сразу же, как случился побег, провели проверку заключенных путем сличения лагерных номеров. И какого у вас номера не хватает? Одиннадцать-восемь-шестьдесят семь?
Мюнше автоматически кивнул.
– Остальные в наличии, включая троицу жмуриков из числа бежавших?