Снежная сказка
Шрифт:
Увлекаемый куда-то за шитые серебром бархатные гардины, Вадик успел только прошептать Анатолию, что через час они встречаются у мужского туалета на первом этаже… Анатолий остался один. Но ненадолго. Вначале к нему подскочила другая Снегурочка с подносиком, на котором стоял запотевший фужер с шампанским. Почти сразу за Снегуркой подошла и Машка Круглова в фиолетовом длинном платье с нескромными вырезами с обоих фасов.
— Здравствуй, Толя! — ехидно сказала Машка. — Шампанское, значит, пьешь? Ты на побывку из тюрьмы или насовсем?
— На побывку, — честно сказал Толик, зная, что правду от этой гниды все равно
— Понятно… — задумчиво протянула Круглова. — А я тебя еще в шестом классе предупреждала на счет Женьки! Знаешь, честно говоря, мне обидно! Я вкалывала, как негр на плантации, всего добивалась в жизни сама, а Женечка твоя даже педтехникум закончить не смогла. А сейчас она тебя посадит года на три, развод оформит, и будет жить припеваючи! Зла просто не хватает!
— Машка, кончала бы ты это, а? — тоскливо протянул Анатолий.
— Я по приказу не кончаю! — отрезала Круглова. — Когда я у тебя деньги просила на партию феминисток, ты мне комбинацию из трех пальцев выкрутил, да? А сейчас все тобою заработанное на Женькину партию пойдет! Сейчас она будет нашими районными Розой Люксембург и Кларой Цеткин в одном флаконе. Они уже в зале вип-персон твои бабки пропивают. Меня, конечно, не позвали! Ха-ха! Зачем? Их движению вообще не нужна отработанная идеология! Поэтому я для них — бельмо на глазу. Но запомни, Анатолий, это уже не феминизм, не гендерная политкорректность и равенство полов — это пьяный бабский разгул! У них там еще и мужской стриптиз в программе — можешь не беспокоиться! Вы еще увидите небо в алмазах, дяденьки Ванечки! И сделал это ты, Арбазумян, своей бесхребетностью!.. Слушай, а ты сам-то чего сюда приперся? — спросила вдруг Машка на тон ниже.
— Маш, а что ты думаешь по поводу этого Деда Мороза? — ответил вопросом на вопрос Анатолий.
— По поводу этого Деда Мороза я думаю, что такие методы в политической борьбе — крайняя безответственность! — категорически заявила Мария. — Это, Анатолий, политический экстремизм! С такими проявлениями общество должно бороться! И тут я целиком поддерживаю распоряжение владельцев «Рошаля» — взять с поличным этих политических спекулянтов на склонности общественности к новогодним мистериям прямо на входе. А если не удастся, то вообще того…
— Ты, Маша, это точно знаешь? — уточнил Толик.
— Толя, я сама слышала разговор администратора с капитаном Серегиным, когда меня начальник охраны к нему отвел документы проверить. Членский билет у меня, видите ли, просроченным оказался! Видите ли, взносы я полгода не платила! Я так и не была здесь полгода! Что это за свинство — отравлять женщине праздник какими-то мерзкими денежными подсчетами? Я им так в лицо и сказала! Я заявила, что если они меня сегодня не пустят, то завтра весь город будет обклеен листовками!
— Маша, я заплачу, успокойся! Лучше скажи, что они там говорили у администратора? — взмолился Арбазумян.
— Короче! Администратор доложил капитану, что у них будет вовсе не Дед Мороз, а Санта-Клаус, а в Снегурочек они нарочно оденут весь свой политически инертный женский персонал. У зала вип-персон будет выставлена дополнительная охрана… Слушай! Администратор сказал в трубку, понизив голос, чтобы я не услышала: «Точка оборудована на здании нефтяной компании «ТНК-инкорпоретед» у парапета над шестым окном у западного угла!» Точно! Я, Толя, сама все слышала!
— Маша, ты когда в Деда Мороза верить перестала? — поставил ее в тупик неожиданным вопросом Анатолий.
— Последний раз я видела настоящего Деда Мороза в яслях, — задумчиво сказала Мария. — А ты что, веришь, что это все… по-настоящему?
— Не знаю, Маша, — честно ответил Анатолий. — То верю, то сомневаюсь… Не знаю! Но мне хочется их спасти, понимаешь?
— Понимаю, — тяжело вздохнула Мария.
Они подкрепились в баре нижнего ресторанного зала для храбрости, заключив под коньяк с лимоном временное политическое соглашение о совместной борьбе. Анатолий направился к мужскому туалету, а Мария — разведать ситуацию в мраморный вестибюль клуба.
Ну, и первым, с кем она в вестибюле столкнулась, был поэт местного разлива Сержио Борхес, по паспорту — Виктор Ефремович Кургузкин.
— О! Манюня! С наступающим, пламенная и несгибаемая ты наша… э-э… электоратка! — разлапил он перед нею пьяные объятья.
— Отстань, Витька! Не до тебя! — отмахнулась от него Мария, высматривая главного секьюрити с говорилкой возле уха.
— А если не до меня, тогда до кого?.. — не унимался поэт. — Признавайся, ты Арбазумяна на колонку в газете раскрутила, да? Маня, не всем же повезло с этим армяшкой в одном классе учиться. Надо все же и о других думать все же… Маня, я хочу писать тебе в колонку обличительные стихи! Я требую свободы слова! Когда музы говорят, тогда молчат… эти… ну, такие… страшные… и ужасные…
— Отвянь, идиот! Если ты сейчас же не замолчишь, не прекратишь меня дезавуировать, я тебе это место, которым ты стишки придумываешь, кувалдой отобью, понял? — не на шутку разозлилась Мария.
— Так бы и сказала… Вообще-то, ведь не чужие люди, чтобы вот так… при всех… в вестибюле… — обиделся поэт.
А надо сказать, что Борхес ее у входа в бархатный холл стреножил, то есть напротив центрального входа в вестибюль и, соответственно, у главного входа в клуб. Из-за плеча поэта Мария, как в дурном сне, видит, что к этому входу, неторопливо маневрируя, подъезжает белая шестерка, из которой, ничего не подозревая, неторопливо выгружаются Дед Мороз со Снегурочкой, ставят преспокойно шестерку на сигнализацию, а потом еще и шины пинают на предмет — не надо ли подкачать?
Мария логическим путем догадалась, что это именно те, кого все ждут, поскольку в буфете с Арбазумяном она все же не до такой степени упилась, чтобы Санта Клауса от родного в доску Деда Мороза не отличить. И тут Круглова остатками стеснительности, изрядно подрастраченными в политической борьбе, почувствовала, все в «Рошале» вылупились на них с Борхесом, так влияло их непринужденное поведение на окружающих. Даже повар-китаец высунулся полюбоваться на них из кухни. На минуту Мария пожалела, что она уже взрослая, что уже не учится в шестом классе, не ходит в строгой форме и сатиновом передничке…Никто не обращал на Деда Мороза и Снегурочку. Все ждали от журналистки Кругловой и поэта Борхеса очередного публичного представления. Суки. Впрочем, возможно, зная о снайпере, все решили нарочно в ту сторону не глядеть и перед праздником себя не расстраивать. Однако времени на колебания и запоздалые размышления у Марии уже не оставалось, — приехавшие, с любопытством озираясь по сторонам, направлялись непосредственно в вестибюль… «Их же сейчас, как бобиков пришьют!» — поняла Круглова. Она чувствовала кожей, что и они с Борхесом, и вновь прибывшие будто на ладони хорошо просматриваются в объектив прицела, а красный кафтан Деда Мороза станет отличной мишенью, как только тот отойдет от машины еще на пару шагов.