Снежное дыхание любви
Шрифт:
— Ого, а здесь два букета. Тебе и мне, да?
Дима тесно прижался к ее плечу, легонько отталкивая, но Нина не шевельнулась. От плеча, обтянутого флисовой рубашкой, шло горячее тепло. Оно проникало через тонкий белый свитерок, катилось по телу все ниже, оно обжигало все на своем пути. Но даже теперь Нина не отодвинулась.
— Два букета? — переспросил он хрипловато. — Отлично. Я дарю тебе оба.
— Ты щедрый, — наконец Нина отстранилась, но на Диму не смотрела. Она опасалась, что он поймет по глазам, что с ней творится. —
— Ты считаешь, их стоит оставить на память? — Дима улыбнулся, а Нина не отрывала глаз от его губ. Она уже знала, какие они на самом деле теплые и мягкие. Уже попробовала их на вкус…
— Стоит, — сказала она. — Цветок лилии — символ невинности.
Дима засмеялся.
— Звучит интересно, — он быстро опустил руку и под столом нашел ее колено. Она вздрогнула. — Если это символ последней невинной встречи, — он не мигая смотрел на нее, — я… готов взять его на память.
Нина подскочила на диване.
— Да ну тебя, — вспыхнула она.
— Что такого я сказал? — Он вытаращил глаза, смешно по-детски вращая ими.
Нина засмеялась. Сейчас она видела прежнего Диму, который до сих пор не тревожил ее опасными словами.
— Что я такого сказал? — настойчиво повторил он. — Объясни, что ты услышала в них такого…
— Ничего не услышала, — ответила Нина. — С чего ты взял? Давай лучше пить чай. Ты сам читал вот здесь, — она ткнула пальцем в меню, — что этот чай прочищает мозги и освежает разум.
— Мой разум свеж, — Дима усмехнулся. — Как никогда. Он мне подсказывает, что мы оба уже взрослые, — теперь в его голосе не было игры.
Нина молча подняла чайник, пытаясь унять дрожь в руках. Она уже почти дотронулась носиком чайника о край его чашки — и она предательски звякнула.
— Хорошо, все, как ты хочешь, — сказал Дима. — Мы попросим девушку выловить нам букеты. — Он поискал глазами официантку. Но ее не было в зале. — Потом, когда я буду расплачиваться, я ей скажу. А пока давай-ка выжмем весь аромат и все целебные свойства из обоих.
— И станем… — подхватила Нина. Она обрадовалась, что он готов перейти на безопасную тему.
Но Дима перебил ее:
— Мы станем способны на то, — он быстро наклонился к ней и, горячо дыша в шею, закончил: — Чего давно хотели…
Она отпрянула.
— Ага-а, значит, знаешь, о чем я, да? Конечно, знаешь. Тогда чего ты боишься?
Нинин пульс сейчас мог соперничать с пульсом лыжника, который пробежал олимпийскую дистанцию. Сто восемьдесят ударов в минуту. Она пыталась унять его чаем. Никогда Дима не говорил ничего подобного. А она… она хотела услышать?
Хотела. Но только услышать. Чтобы знать, она — как все. Во всем, кроме пятна на лице.
Но не обсуждать, не делать… Потому что у нее свои собственные представления о том, что нужно ей и когда…
Наконец, чайно-лилейные букеты перестали колыхаться в сосуде, зелень топорщилась, словно ее никогда не укрывала вода.
— Заверните нам эти цветы, — попросил Дима, когда официантка подошла к столу и протянула руку к прозрачному чайнику.
— Два букета, пожалуйста, — добавила Нина.
Восточное лицо девушки не дрогнуло, она медленно кивнула.
— Одну минуту. — Чайник уплыл вместе с ней за ширму, расписанную драконами.
Дима подмигнул Нине:
— Видишь, все только так, как ты хочешь.
— Да, — сказала она, — я… — так хочу. — Но в голосе не было намека на то, что имел в виду Дима. Нина заметила, как скривились его губы.
Из-за ширмы, быстрее, чем через минуту, выскользнула девушка. Она держала перед собой прозрачный пакет, внутри которого, как только что в чайнике, лежали два букета.
— Ох, — не удержалась Нина. — Как здорово.
Дима взял пакет и отдал Нине.
— Дели, — сказал он. — Какой тебе, какой мне.
— Вот, — Нина пошуршала бумагой, вынула один. — Это тебе. А вот этот — мне.
Дима засунул букет в нагрудный карман флисовой рубашки. Нина заметила небрежность жеста, отвернулась к стеклянной двери. Он накинул куртку ей на плечи, помог надеть.
За высокими домами отгорал один из последних солнечных дней сентября, так похожий на летний. В общем-то, с печалью подумала Нина, может, даже не день отгорал, а их общее с Димой прошлое?
Она уткнулась носом в букет. Никакого запаха. Он перешел в чай, который они выпили.
2. В сердце только боль
Нина забралась в кресло с ногами, укрылась синим пледом до самого подбородка и смотрела на книжную полку. Там, на фоне разноцветных корешков, стояла узкая керамическая миска, в которой плавал чайно-лилейный букет. Вот уж символ так символ, подумала Нина, и ее губы дрогнули.
Не пришлось долго ждать, чтобы узнать — от их с Димой прошлого тоже не осталось никакого запаха, как у ее букета. Свой он наверняка выбросил, едва они расстались возле школы. Она как раз на половине пути между их домами, голубая школа, к которой в это лето пристроили кирпичный корпус для малышей. В новом облике она стала чужой. Как они с Димой в новой жизни.
Нинины плечи опустились, руки метнулись к лицу, чтобы опередить слезы. Плотина, которую она выстраивала в последние дни с таким тщанием, не выдержала напора.
Нина рыдала, громко, отчаянно. За серым окном сеял свои мелкие капли осенний дождь, а они, эти капли, как самые настоящие семена, всходили, из них вызревали большие лужи.
Раньше она любила такую погоду. Под дождик хорошо читать, думать, наблюдать за морской свинкой, кормить рыбок, которым уютно и тепло в большом аквариуме с теплым светом.