Снежное забвение
Шрифт:
По соседству находилась станция береговой охраны. Внутри хранились спасательные шлюпки, а снаружи, со стороны побережья, стояли трактор и трейлер, которые могли отбуксировать судно в воду в случае необходимости или когда спасатели хотели потренироваться. Далее располагалось «Рыболовство Мардла», где всегда было оживленно и шумно: из телевизора доносилась музыка, а люди в длинной очереди болтали и смеялись. В течение дня здесь оптом и в розницу продавали свежую рыбу, в основном выловленную местными рыбаками; фасовали ее в длинном низком здании позади магазина. Вечером здесь можно было купить жареную рыбу с картошкой и посидеть в небольшом ресторанчике рядом. За фритюрницами стояли две женщины в белом, раскрасневшиеся от жара, несмотря на задувающий сквозь открытые двери снег. На улице у входа толпились люди. Все местные. Мардл был не местом для туристов, даже летом. За рыболовством не было
На другой стороне улицы располагался паб «Коубл», и между ним и рыбной лавкой постоянно сновали люди, так что снег был уже плотно утоптан. Снаружи два заядлых курильщика жались к стене, спасаясь от суровой непогоды. Рядом с пабом стояло приземистое здание администрации порта, за ним – каменистая площадка, использовавшаяся в качестве стоянки, и дальше, напротив большого жилого дома с ярко освещенным подвалом, возвышалась церковь Святого Варфоломея. Построенная в стиле викторианской готики, церковь когда-то предназначалась для моряков и шахтеров, а теперь ее регулярно посещала лишь горстка пожилых женщин. В конце улицы, словно маяк или сияющая квадратная луна, горел желтый куб с черной буквой «М», который указывал на станцию метро. Конечная. Люди ждали на платформе, чтобы уехать повеселиться в городе, но поезд не приходил.
Такой была Харбор-стрит.
В большом доме Кейт Дьюар поднялась с бельем по лестнице, чтобы положить его в шкаф, и на секунду остановилась у пронумерованной двери. Не чтобы подслушать. Она никогда не стала бы шпионить за своими гостями. И все же это была ее территория, и ей хотелось знать, кто сейчас дома. Стояла полная тишина. Возможно, из-за плохой погоды возникли проблемы с транспортом. Она была рада, что дети уже пришли; она слышала их чуть раньше, так что сейчас, видимо, они валялись на диване перед телевизором в комнате внизу. Она установила правило не включать телевизор, пока они не сделают домашнюю работу, но семестр почти кончился, и сегодня она не собиралась настаивать. Когда она шагала по лестнице, ей показалось, что она услышала скрип входной двери, но, остановившись, не уловила больше ни звука. Наверное, это ветер громыхал почтовым ящиком. Она всегда могла определить северный ветер именно по этому звуку. Шкаф для белья стоял на лестничной площадке последнего этажа, между комнатой Маргарет и полочкой, на которой она оставляла растворимый кофе и чайные пакетики, а также жестянку с домашним печеньем. Под полкой стоял маленький холодильник с пакетом молока. Подносы с угощением стояли в каждой комнате – Маргарет хотелось, чтобы ее постояльцы чувствовали себя желанными гостями. Именно подобные еле заметные детали и заставляли их возвращаться. Они явно приезжали не ради местного колорита, в Харбор-стрит было мало привлекательного. Арочное окно выходило на двор Малкольма, а за рыбной лавкой виднелось море. Все еще шел снег. Она смотрела, как хлопья кружатся в треугольнике света уличного фонаря. В море мелькал красный световой буй. Ее муж работал на грузовом судне, и она до сих пор испытывала смесь вины и скорби, когда думала о бескрайнем пространстве за своим порогом.
Кейт на минутку остановилась и прислушалась к музыке у себя в голове. Она уловила мелодию и стала напевать. Гимн зиме, чистой и свободной. Гимн зимней любви. И вновь она подумала о Стюарте и нежданной страсти, охватившей ее в зрелом возрасте; она стояла не дыша, в немом изумлении и отчетливо понимала, что пожертвует чем угодно ради своего нового мужчины. Он был важнее, чем кошмары Райана и его ночные вылазки, когда он бродил по району, как дикое животное, не в состоянии заснуть. Важнее, чем его периодические вспышки гнева. Важнее, чем результаты экзаменов Хлои и ее непомерные амбиции. Стюарт – старый, усталый Стюарт, скорее покоритель вершин, чем музыкант, – вернул Кейт к жизни.
По дороге домой она столкнулась с Джорджем Эндерби в дверях. На его шерстяном пальто осели снежинки, а на крупном жизнерадостном лице светилась улыбка.
– Кто бы мог подумать, Кейт! Снег на Рождество! Дети будут в восторге. – У него был звучный голос богатого южанина, он всегда ассоциировался у Кейт с бизнесменами и актерами.
Кейт подумала, что ее дети теперь стали слишком крутыми и наверняка сочтут лепку снеговиков ниже своего достоинства. Однако Джордж был так наивен в своих фантазиях об идеальной семейной жизни, что ей не хотелось разрушать его иллюзий.
– Это точно, – сказала она.
Джордж работал торговым представителем от издательства и всегда путешествовал с большим чемоданом, полным книг. Он часто оставлял несколько экземпляров для детей. Хлое нравились некоторые книги – особенно толстые, про иные миры. А Райан, хоть и притворялся заинтересованным, особо не читал. Он брал их из вежливости. В глубине души Кейт испытывала мучительную тревогу за Райана. Он не доставлял особых хлопот, но, несмотря на его спокойную улыбку, она подозревала, что он несчастлив, и не знала, что с этим делать. К тому же у него случались периодические вспышки гнева, которые напоминали ей о Робе. Но Харбор-стрит отнимала все ее силы и время, а Стюарт занимал все ее мечты. Райан уже много лет не разговаривал с ней по душам. Она убеждала себя, что мальчик еще совсем юный, а с детьми всегда сложно и они редко доверяют родителям.
У Джорджа была жена, но они так и не завели детей. Он сам однажды ей об этом рассказал. Он много чего ей рассказывал поздними вечерами, когда пропускал стаканчик перед сном в гостиной. Он потягивал виски, а она посматривала на часы, гадая, когда уже он пойдет спать. По большому счету, она управляла гостевым домом одна. Только Маргарет иногда помогала на кухне, но в последние дни от нее было мало проку.
– Как прошел день, Джордж?
Она знала, как серьезно он относится к своему делу. Этим он тоже с ней делился. «Не знаю, что бы я делал без своей работы, Кейт. Книги – это моя жизнь». Она чувствовала, что ему не надо трудиться ради куска хлеба. Он обладал той вальяжной самоуверенностью и беспечным отношением к деньгам, которые свойственны только богатым с рождения людям. Ей казалось, что он несчастлив в браке, хотя, даже будучи очень пьяным, он никогда не отзывался о своей жене нелестно. «Моя Диана – чудо, – говорил он. – Замечательная женщина».
А сейчас он отряхивал от снега свое пальто.
– Комната та же, Кейт?
– Конечно.
Джордж любил большую комнату в глубине дома, с видом на море, и его совершенно не смущало, что она тут самая дорогая. «Мое начальство привыкло к лондонским ценам, Кейт. Они никогда не пристают по поводу расходов» – говорил он.
– На этот раз я всего на пару дней. Потом снова двинусь на юг. Если только снег не будет валить, как обещают в прогнозах. Тогда у тебя на рождественском ужине появится незваный гость. – Он печально улыбнулся, и она подумала, что он был бы этому рад. Настоящая семья за рождественской трапезой: она с детьми за столом в нижней комнате, а он нарезает индейку. Но в этом году придет еще и Стюарт, и она не знала, как Джордж это воспримет. Она подозревала, что он мечтает с ней переспать.
– Я поставлю чайник в гостиной. – Это тоже был ритуал. Он сидел в гостиной со своим ноутбуком и книгами, пил чай и поедал печенья Маргарет. А потом, поскольку она не предлагала ужин, шел поесть либо в рыбную лавку, либо в паб, а потом возвращался с несколькими пинтами пива в пузе и пил виски до полуночи.
Она спустилась вниз и увидела детей перед телевизором. Ей показалось, что по телевизору шло что-то другое, и они переключили канал, когда услышали ее на лестнице. Что-то неподобающее. Она изо всех сил старалась держать все под контролем и всегда интересовалась тем, что они смотрят. Иногда она задумывалась, не слишком ли она строга. Может, поэтому они перестали с ней разговаривать. В конце концов, они уже почти взрослые. Она знала, как ведут себя другие дети и что они себе позволяют. Помимо этого, она помнила, какой сама была в юности: секс, наркотики и рок-концерты. Она так и не сдала экзамены и лишь хотела для детей лучшего.
На них все еще была школьная форма, и Кейт уже хотела сказать им пойти переодеться, но придержала язык. Не было смысла затевать ссору. «Не трать силы на пустяки». Она прочла это в каком-то женском журнале и сочла вполне разумным.
– Все в порядке?
В ответ раздалось лишь невнятное мычание Хлои. Потом Райан повернулся и одарил ее одной из тех улыбок, которые напоминали ей о его отце, из-за чего у нее внутри все перевернулось. Она будто увидела привидение.
На кухне Кейт подготовила поднос для Джорджа. Салфетка, листовой чай в чайнике, чашка и ситечко. Кувшин с молоком. Иногда Райан смеялся над ее стараниями: «Мам, это Мардл! Ты не «Ритцем» управляешь!» Кейт знала, что детей дразнят из-за того, что она пытается поддерживать высокие стандарты: кладет сервировочные салфетки на кофейный столик, даже если они просто едят пиццу, настаивает на манерах. Но она была уверена, что мелочи имеют значение, и хотела подготовить их к будущему. Ей хотелось для них чего-то большего, чем жизнь в задрипанном городишке на задрипанной улице. Когда-то она знала лучшую жизнь – ее отец владел бухгалтерской компанией, прежде чем разорился во время кризиса, и она все еще не могла смириться с тем, что закончила вот так.