Снежный Горький и много воды

Утро никогда меня не радует. Неприятнее всего то, что оно наступает неожиданно. Всегда не хватает сна. А еще оно непредсказуемо, никогда не знаешь, чего от него ждать.

Хуже всего весной. Ранней весной, когда ждешь того, чтобы растаял снег. Первым делом, как встал с постели, бежишь к окну. Посмотреть, как там. Надежды никогда не оправдываются. Снег, перемешанный с грязью, никак не желает исчезать. Зима цепляется за время, не спешит умирать, хотя ее уже никто не любит, она никому не нужна.

Может, я зря так расстраиваюсь. Все вокруг советуют мне быть поспокойнее. Все идет своим чередом, календарь никто не отменит.

Иногда мои опасения подтверждаются: после нескольких дней тепла, когда от снежного месива почти ничего не остается, уже и травка начинает зеленеть, вдруг поднимается буря. Весна откладывается. Это специально для тех, кто не верит в то, что время может идти вспять.

Но сейчас это неважно, лето в самом разгаре. Все-таки оно добралось и до нас. Пора просыпаться, хотя это будет непросто. Полночи за компом выбили из головы желание жить. Вместо глаз свинцовые шарики. До пяти часов утра заканчивал отчет. Не так я представлял себе свое будущее лет десять тому назад.

Меня зовут Константин, мне около тридцати. Я холост, бездетен, материально обеспечен и понятия не имею, доволен ли я таким положением дел. В принципе, у меня получается все, что я пытаюсь планировать для себя. Вот только к тому моменту, когда задуманное начинает удаваться, оно мне наскучивает, и я сочиняю новый проект своей дальнейшей судьбы.

Итак, я доволен собственной удачливостью, но в каждый конкретный момент я крайне негодую по поводу текущей ситуации, считая себя пропащим человеком. Так происходит постоянно. Когда у меня не было постоянной женщины, я сокрушался по поводу своего одиночества, но как только такая появлялась, меня сразу же тянуло на волю, я опять был несчастен.

Я включил радио. Последние такты идиотской песенки, страшно популярной последние две недели, обрывает смазливый голос ди-джея.

"Ну что же, за окном и впрямь жаркое лето. Для тех, кто еще не продрал глаза, сообщаю, что сегодня восемнадцатое июня и сейчас ровно восемь часов утра. Погода в городе и вокруг него будет расчудесная, прямо на заказ. Совсем незначительная переменная облачность, которая просто не в состоянии вызвать какие-либо осадки, атмосферное давление семьсот пятьдесят миллиметров ртутного столба (я лично этот столб никогда не видел, но говорят, что где-то такой имеется), радиационный фон в норме, уровень загрязнения воздуха пониженный, температура этого самого воздуха днем от плюс двадцати трех до двадцати восьми, тоже плюс, между прочим, причем все это в тени, а на солнышке жарища будет наисильнейшая, так что не забудьте позаботиться о том, чтобы не напекло голову, когда вы пойдете на пляж, ведь вы непременно захотите искупаться, тем более что температура воды в реке двадцать два целых и три десятых градуса, вдумайтесь, дамы и господа: аж три десятых в придачу — это ли не повод окунуться! После рекламной паузы, мы продолжим наш утренний эфир. Эй, кто еще спит, вставайте! Итак, дамы и господа, оставайтесь с нами!"

Все-таки надо вставать, пойду глотну кофе, чтобы было не так паршиво. Пожалуй, я сегодня последую советам ди-джея, пойду на речку, искупаюсь. Точнее, я отправлюсь туда по собственной воле, а не потому, что какой-то придурок из динамиков что-то мне рекомендует, я и сам знаю, что мне делать. Как там было сказано у Керуака? В сотне домов работают телевизоры, и сотни семей сидят и смотрят одновременно одно и то же. Что-то вроде этого. Все одинаково, симметрично и равномерно. Вот она, хваленая западная демократия!

Эти ди-джеи, словно плохая погода. Никому они не нужны, все их терпеть не могут, но от них никуда не денешься.

Я подошел к окну и раздернул шторы…

Я хочу задернуть их обратно. Хочу не видеть этого, убежать, укрыться… Куда-нибудь, в какой-то приют для души, где меня никто не найдет.

Нет, этого не может быть!

Тем не менее горькая правда заключалась в том, что я увидел в этот момент. Затянутое серыми тучами небо сыпало на землю мелкий колючий снежок. Белые крупинки неслись вниз с огромной скоростью. Прохожие прятали носы в воротники, спасаясь от обжигающей лицо ледяной бомбардировки. Самые предусмотрительные, выходя на улицу, вооружились зонтами. Но и зонты их не спасали, снежный обстрел сопровождался резкими, неожиданными порывами ветра, которые вырывали из рук эти нехитрые средства личной защиты. Холодный воздух производил прицельную стрельбу из-за углов, в то время как с неба велась массированная артподготовка.

Полное превосходство зимнего войска на земле и в воздухе.

Интеллигентское воспитание не позволяет мне ругаться вслух, хотя порою очень хочется сделать это. Я проговорил про себя какую-то тарабарщину, призванную выразить все мои негативные эмоции. Это беззвучное шевеление губами иногда кажется мне выражением собственного бессилия. Что я могу сделать против стихии? Передо мною непобедимая мощь зимних полчищ. Я всего лишь букашка перед этой махиной.

Вода в чайнике наконец-то вскипела. Я отошел от окна и насыпал в кружку кофейный порошок. Нет, все не так плохо. В этом определенно есть какая-то прелесть — сидеть в теплой квартире, пить горячий кофе, в то время как за окном бушует ненастье. Но я поторопился с оптимистическими выводами. Дома было невыносимо холодно, только сейчас я обратил на это внимание. Отопления нет — лето на дворе, да и окна не заклеены. И вообще, каждому сезону должно быть свое время!

Со всех сторон давит чувство потерянности, обреченности, одиночества. Опять нет никакой надежды на то, что вновь настанет лето. Я такой маленький, а лето — или что там сейчас на улице — такое большое, меня никак не заметит.

Зябко. Нужно дойти до магазина и взять бутылочку чего-нибудь горячительного.

Картина, которую я увидел, когда вышел на улицу, напоминала какой-то фарс. По заснеженному двору бегал наш управдом Николай Михалыч Кустов, размахивал руками и громким хриплым голосом отдавал какие-то команды.

— Так, давай поровнее. Глаз слишком низко посадил, загладь и вырежь повыше!

Бригада дворников, техников и уборщиц под руководством Николая Михалыча колдовала над снежной скульптурой. Это не было похоже на обычного снеговика. Я подошел поближе и застыл в недоумении.

Что происходит? Я успел задать себе этот вопрос несколько раз.

Работники ЖЭУ кропотливо и тщательно выводили на снежном полотне черты лица Алексея Максимовича Горького. Сомневаюсь, что кто-либо из них прочел хотя бы строку, им написанную. Я усмехнулся про себя. Дело в том, что при встрече с Николаем Михалычем всегда напрашивалось сравнение с глупым пингвином, прячущим в утесах свое жирное тело. Для этого имелись все основания. Роль утесов, правда, обычно играл стол в его кабинете, за которым он скрывался от жильцов. Жирок и глупость тоже прилагались.

— Здрасьте, Николай Михалыч.

— Здрасьте, чё у вас опять? — Проворчал он в ответ. — Труба, что ли течет, на прошлой неделе же меняли, вы мне со своими проблемами уже вот здесь сидите. — Он показал пальцем на свой кадык.

— Нет, что вы, с трубой полный порядок. Погодка-то нынче выдалась… Я вот собираюсь коньячку взять, погреться. Кстати, отопление не включите? Чрезвычайная ситуация все-таки.

— Придут времена — и с погодой разберемся, по телефону заказывать будем. А с отоплением перебьетесь, мазут государству в других местах понадобится. — Эта фраза получилась у него с каким-то особым пафосом.