Снежный ком
Шрифт:
Завершив это катастрофическое полотно, мадмуазель Дюбуа с удовольствием угощается тминными крендельками из потайного ящичка (о существовании которого знают все, включая слесаря месье Дрика и рассыльного Жюля) и принимается сортировать утреннюю корреспонденцию.
В общем, следует признать, что не всем жителям кантона Вале присуще человеколюбие и истинно швейцарская терпимость к чужим странностям!
Глава 7. …
— Так, так, посмотрим, — бубнит себе под нос месье Каротт. — А, вот! Отлично, замечательно…
Месье Каротт сосредоточенно водит пальцем по замусоленной странице старой растрепанной книги, силясь запомнить хотя бы три слова подряд, затем, высунув язык, старательно выписывает их ученическим почерком на листе почтовой бумаги.
Поскольку шеф-повар «Снежного кома» не силен в изящной словесности, и даже наоборот — несколько косноязычен от рождения, для сочинения посланий к своей тайной возлюбленной мадмуазель Левуазье он решил обратиться за помощью к книгам. Однако инвентаризация домашней библиотеки месье Каротта показала, что кроме сборников кулинарных рецептов и старинного тома Библии, оставшегося в наследство от прабабушки, иных печатных изданий в распоряжении шеф-повара нет. Так месье Каротт сподобился посетить заведение, которое при иных обстоятельствах вряд ли привлекло бы его внимание, а именно — букинистическую лавку со звучным названием «Альпийский книголюб». Истинную причину своего визита шеф-повар утаил, сказав хозяину лавки, что решил заняться латанием дыр в своем образовании и хочет прикупить себе какую-нибудь книгу, ну, такую — гм, гм — из классики… Хозяин лавки вероломно подсунул месье Каротту растерзанный том из собрания сочинений Оноре де Бальзака, который уже и не чаял продать и думал пустить на растопку камина. В томе помещался роман «Гобсек», и именно по страницам этого бессмертного произведения в данный момент водит пальцем влюбленный шеф-повар отеля «Снежный ком».
Месье Каротт сочиняет уже пятое письмо. Четыре предыдущих были, к его немалому удивлению, приняты благосклонно и удостоились ответных посланий (их месье Каротт хранит на кухне, в пустой жестянке из-под кокосового печенья). Более того, мадмуазель Левуазье явно понравился таинственный банковский клерк из Женевы — немного старомодный, но такой милый и предупредительный! Поэтому в своем ответе на четвертое письмо месье Франсуа Клемансо мадмуазель Левуазье разоткровенничалась и посвятила своего тайного поклонника в некоторые подробности своих прошлых любовных драм, после которых, по ее собственным словам, «она решила остепениться, оставить за спиной все страстные порывы и глупые мечты юности, и найти себе мужчину, надежного как в моральном, так и в материальном отношении».
И вот у месье Каротта нет иного выбора, кроме как отвечать откровенностью на откровенность. Но о чем писать? Не о том же, как он, будучи двадцатилетним помощником шеф-повара в кафе «Фуникулер» в Монте, ухаживал за дочерью директора маргариновой фабрики — но ровно до того момента, как у предприимчивого папаши девушки возникла идея расширить свой бизнес за счет выгодного брака его дочери с сыном владельца завода по производству пластиковой тары. В результате мир получил новый сорт сливочного маргарина «Альпийский завтрак» в новой, экономичной упаковке, а будущий шеф-повар «Снежного кома», в расстроенных чувствах оставив кафе «Фуникулер», отправился искать лучшей доли в Шампери.
Нет, для банковского клерка месье Клемансо такая история не подходит. Месье Каротт заводит глаза к потолку, затем вновь скользит пальцем по странице «Гобсека», и наконец, пишет:
Дорогая мадмуазель!
Ваше
Вы так еще молоды, но столько всего успели пережить!
Я же не столь опытен, боюсь, в сердечных делах. Могу поведать лишь об одной романической истории, единственной в моей жизни… Вы, верно, в этом месте смеетесь, Вам забавно слышать, что у стряпчего *зачеркнуто* банковского клерка могут быть какие-то романы. Но ведь и мне было когда-то двадцать пять лет, а в эти молодые годы я уже насмотрелся на многие удивительные дела.
Далее следует душераздирающая история о том, как юный студент экономического факультета полюбил девушку из богатой семьи женевских банкиров; как родители девушки — святые люди! — не стали препятствовать любви двух чистых сердец, хотя, конечно, мечтали для своей дочери о женихе побогаче и посолиднее; как вскоре выяснилось, что возлюбленная его смертельно больна, и как убитый горем юный Клемансо уже готов был отдать обе свои почки, лишь бы жила его любовь, но Господь наш милосердный все разрешил по-своему, и как убитые горем родители, лишившись единственной дочери, приняли ее жениха как своего собственного сына и, уйдя на покой, передали ему все свои дела.
Месье Каротт перечитывает написанное и утирает навернувшуюся слезу. Затем выводит внизу исписанного листка «Всегда Ваш, Франсуа», запечатывает конверт, надписывает его «М-ль Левуазье, лично» и с хрустом потягивается, разминая затекшие от усердного писания руки.
— Теперь не плохо бы и пожевать чего-нибудь, — молвит месье Каротт и отправляется на кухню.
Глава 8. … дней до Рождества
— Дорогой! Ужин на столе! — возвещает мадам Руж и устанавливает в центр обеденного стола супницу, расписанную снежными альпийскими пейзажами.
Жиль и Андре, уже устроившиеся за столом, хитро перемигиваются. Они отлично знают, что время от времени мам'a подмешивает в суп пап'a какую-то гадость, после которой пап'a становится сам не свой и порой устраивает форменный цирк. Каждый вечер Жиль и Андре заключают пари — будет ли отцовский суп «пустым» или «с начинкой»; сегодняшняя ставка — снежный шар с фигуркой лыжника против набора наклеек «Обитатели леса».
Наконец в столовой появляется месье Руж. Он усаживается на свой любимый продавленный стул и принимается меланхолично разглядывать узор на скатерти. Мадам Руж, с трудом скрывая возбуждение, хватает черпак и начинает разливать суп. Жиль и Андре внимательно следят за мам'a, и от их взоров не ускользает хорошо отработанная процедура подмешивания в тарелку отца порции порошка из зажатой в ладони мам'a капсулы. Сегодня проиграл Андре, и после ужина «Обитатели леса» перейдут в собственность Жиля. Однако веселье только начинается: надо лишь дождаться, пока съеденный пап'a суп усвоится, и зелье начнет действовать.
Мадам Руж тем временем делает вид, что всецело поглощена распределением по тарелкам тушеной телятины с горошком, но то и дело бросает напряженный взгляд на супруга.
И наконец — вот оно! Жиль пинает брата локтем в бок, призывая не пропустить зрелище, а мадам Руж резко подается вперед, едва не перевернув соусницу. Месье Руж обводит семейство мутным взором, словно только что очнулся от долгого сна, затем резко отставляет тарелку с недоеденной телятиной, вскакивает и делает заявление: