Снова домой

Ханна Кристин

Лина насмешливо захохотала.

– Так точно, миссис Никогда Не Бывающая Дома. «Давай попробуй следить за тем, что я делаю и где бываю».

– Я ведь могла бы все время проводить дома. Могла бы бросить работу и сидеть дома. Ты этого хочешь?

– Я хочу отца, – крикнула ей в ответ Лина. Мадлен могла бы и сама догадаться. Теперь дочь будет постоянно пытаться уколоть ее, заводя разговоры о своем отце, которого она ни разу в глаза не видела.

– Что ж, Лина, давай поговорим о твоем отце. Ты ведь, насколько я понимаю, добиваешься именно этого, так? Ты хочешь узнать о своем отце. Что ж, превосходно. Твой отец был безрассудный, сердитый

на всех и вся молодой человек, которому совершенно не нужна была семья.

– Это тебя он не хотел.

Мадлен опять ощутила прилив гнева, хотя ребенок в общем-то сказал совершенную правду.

– Ну что ж, ты, пожалуй, права, – мягко признала она. – Да, именно меня он не хотел, потому что разлюбил. Но он также не хотел... – Мадлен посмотрела на дочь, не зная, говорить ли ей правду до конца.

– Меня? – прошептала Лина.

– Нет, почему тебя. – Мадлен говорила негромко и спокойно. – Он не хотел становиться взрослым, не хотел принимать ответственные взрослые решения, не хотел ничем жертвовать ради семьи. Он считал, что надо жить весело и беззаботно, особенно когда тебе всего семнадцать, и ему совершенно не хотелось обременять себя ребенком.

Лина отвернулась, скрестив на груди руки.

– Но ведь сейчас он взрослый человек, – не сдавалась она. – Он захочет, чтобы у него была дочь.

Мадлен смотрела на профиль дочери, на ее дрожащие губы и бледное лицо, на слезы, которые текли у нее по щекам. Мадлен шагнула к Лине и прижала свою теплую ладонь к холодной щеке девочки.

– Я хочу, чтобы он полюбил тебя, Лина, хочу, чтобы он нуждался в тебе, но...

Лина обернулась к матери.

– Но – что?

Мадлен инстинктивно поняла, что в эту минуту ей лучше солгать. Нужно – так учил ее отец – никогда не показывать людям, что ты боишься или испытываешь неуверенность. Но Мадлен тут же отогнала эти мысли. Если она хочет, чтобы между ней и дочерью установились новые отношения, то и сама Мадлен должна серьезно измениться. Ей также было совершенно ясно, что такая перемена не может произойти в одночасье: отношения будут меняться медленно, постепенно. Она грустно взглянула на Лину:

– Боюсь, дорогая, что все именно так, как я сказала. Просто и не слишком приятно.

Девочка моргнула, и слеза скатилась у нее по щеке.

– Он что же, такой грубый?

– Нет, совсем нет. – Мадлен погладила Лину по щеке. – Он... он просто очень эгоистичен. Боюсь, что он может разбить тебе сердце.

Лина недоуменно уставилась на мать.

– Слушай, мам, неужели ты совсем не понимаешь, что это сейчас он разбивает мне сердце?!

Мадлен вздохнула, вспомнив о всех тех обещаниях, которые она с такой легкостью давала и потом забывала о них. Вспомнила, как обещала прийти на ужин – и не приходила, договаривалась сходить в кино – ив последний момент все отменяла. Так они постепенно отдалились друг от друга: слишком много обид накопилось между ними. И вот теперь они подошли к той черте, за которой невозможно было сохранять прежние отношения, надо было что-то менять, но ни Мадлен, ни Лина не знали, с чего начать.

– Понимаю, детка, ты мне не веришь, – прошептала Мадлен, – но единственное, чего я хочу, – это чтобы у тебя все было как можно лучше.

– Я хочу верить тебе, мам, – сказала Лина.

Она сказала это очень спокойно, и в душе у Мадлен от этих слов появилась слабая искорка надежды. В голове быстро пронеслись возможные ответы, какие-то незначащие слова, обещания. Смешно, какие обещания могла она дать – она, которая почти никогда их не выполняла?

Наконец Мадлен сказала что-то действительно важное:

– Я

люблю тебя, Лина.

Глаза дочери наполнились слезами.

– Знаю, мам.

Это были не совсем те слова, которые Мадлен сейчас хотела бы услышать. Совсем не те.

Глава 11

Том Грант сидел на постели, тихо смеясь над тем, что рассказывала пришедшая его навестить жена, когда Мадлен вошла в палату.

– Доброе утро, – сказала она, вынимая из папки его историю болезни, и начала изучать последние результаты исследований. – Ну что ж, все как будто неплохо. Сегодня мы прекращаем внутривенные вливания, Том, так что можете считать, что всех этих трубочек и катетеров уже как бы нет. Вы будете чувствовать себя гораздо свободнее.

Услышав эти слова, Том улыбнулся.

– Когда ж я смогу увидеть своих ребятишек? Тут как раз Джо приехал домой из колледжа.

Мадлен подошла к его постели и проверила два тонких проводка, тянувшихся к его груди. Через них выводилась на монитор частота сердцебиений трансплантированного сердца. Удостоверившись, что все в порядке, Мадлен посмотрела на Тома.

– Боюсь, что сегодня это невозможно. Улыбка сошла с лица Тома.

– Но ведь со мной все в порядке? – шепотом спросил он.

– Так-то оно, конечно, так. Просто Джо простужен, а нам бы пока не хотелось рисковать.

Сюзен тяжело вздохнула:

– О Господи... Я ведь так и думала.

Мадлен уже привыкла к этому – первые послеоперационные дни всегда бывали самыми трудными.

– Я сама переговорю с Джо, мы несколько ближайших дней понаблюдаем за ним. Может, к понедельнику... – Она почувствовала, что теперь самое время замолчать, пока с языка не сорвалось твердое обещание.

– Он у меня молодчина: за этот семестр одни высшие баллы, – с явной гордостью сказал Том и посмотрел на жену.

Мадлен хотела было присоединиться к похвалам Тома, но в последний момент передумала и подошла поближе к его кровати.

– Вот интересно, как это вам удается растить таких здоровых и счастливых детей, а?

– Везение, – тотчас же откликнулся Том.

– И мои «недели без глупостей», – с улыбкой добавила Сюзен.

Мадлен с удивлением обернулась к ней.

– Что вы имеете в виду?

– Пока дети росли, Том не раз болел или уезжал куда-нибудь по своим делам. Иногда я прямо волосы готова была рвать на себе. Дети были разного возраста, да и по характеру совсем не похожи друг на друга. Далеко не сразу удавалось правильно вести себя с ними. Но в конце концов я смогла добиться от них послушания. Я называла это «недели без глупостей». Начиная с понедельника, я объявляла: все, хватит валять дурака, ребятки! Я никогда не кричала на них, вообще не повышала голоса. Спокойно, но решительно давала им понять, что командую в доме я, и никто другой. Как правило, через неделю они делались шелковыми, по струнке ходили. – Она улыбнулась. – Если мне удавалось протянуть целую неделю, как я говорила, без глупостей, то потом они месяцев по шесть оставались вполне управляемыми детьми. Затем все приходилось начинать сначала.

– В самом деле? – удивилась Мадлен.

– Конечно. Нужно ведь иметь в виду, что в эти недели не только им, но и мне приходилось несладко. Я ведь понимала, детям тоже иногда хочется походить «на головах», дети есть дети.

Мадлен положила историю болезни обратно в папку и, вложив ее в специальный карман на спинке кровати, улыбнулась Тому и его жене.

– Ладно, мне пора на обход. Увидимся завтра. Улыбаясь самой себе, она вышла из палаты. «Неделя без глупостей»... Пожалуй, в этом что-то есть...