Снова домой

Ханна Кристин

Из головы не шли мысли о вчерашнем разговоре. Он старался забыть слова Мадлен, но они, против его воли, возвращались вновь и вновь.

«Ее зовут Лина».

Наконец Энджел сдался. Он растянулся на постели, подложил руки под голову и уставился в потадок.

Дочь.

Энджел пытался представить, как он будет чувствовать себя рядом со своим ребенком. Прежде подобные мысли не приходили ему в голову. Если он когда и задумывался о детях, так только непосредственно перед тем, как заняться сексом. Тогда, подумав, он опускал руку в карман и вытаскивал презерватив.

Энджелу хотелось.отринуть

от себя весь вчерашний разговор как неуместный и вообще странный. Он был уверен, что до операции именно так и сделал бы. Встретив Мадлен на каком-нибудь концерте или на премьере фильма, узнал бы о том, что она родила шестнадцать лет назад очаровательную девочку, и не почувствовал бы ничего. Абсолютно ничего.

Разве что предложил бы ей выпить текилы за здоровье ребенка. Не больше. А выпив, тихо испарился бы за кулисы.

Теперь же он начал понимать, что от некоторых вещей бегать глупо, ибо, куда бы ты ни убегал, вернешься все туда же, откуда начал: к себе самому.

Энджел теперь, пожалуй, склонен был считать себя человеком с моральными принципами. Да и как могло быть иначе, если в его груди теперь билось сердце другого человека, а саму грудь пересекал огромный красный шрам, как у Франкенштейна? Каждый раз, когда входила в палату медсестра, чтобы сделать Энджелу укол или приносила ему лекарства, он вспоминал, что если пока и жив, то исключительно по воле Бога (и, конечно, благодаря незнакомцу-донору). В таких обстоятельствах поневоле приходилось серьезно задумываться о жизни. Уже до операции Энджел по временам чувствовал усталость от своей многолетней бессмысленной беготни. Он устал от постоянных вечеринок, на которых всегда было полно женщин, исчезающих к утру из памяти, и так называемых друзей, которые тихо удалялись, как только телевизионщики выключали свои камеры. Но Энджел привык к такой жизни и не представлял, как можно жить иначе.

Энджел никогда и не пытался создать себе так называемую настоящую жизнь. Он просто существовал в границах привилегированного района в Лас-Вегасе, общаясь с друзьями, которые легко появлялись и исчезали, как роли в кино, катаясь на машинах, которыми он пользовался не больше года, а после этого продавал, занимаясь работой, которая приносила весьма приличные заработки и при этом не отнимала больше четырех месяцев в году.

Чем же он бывал занят остальную часть года? Он и сам этого хорошо не помнил. Мысленно раскручивая свою жизнь в обратном направлении, Энджел видел только вечеринки и толпы поклонников.

Он пытался вспомнить самую начальную пору своей карьеры, когда был серьезным молодым актером, ходил на множество кинопроб, исполнял роли Шекспира. Впрочем, говоря откровенно, историю о начале своей карьеры Энджел придумал несколько позже, чтобы было о чем рассказывать корреспондентам. Так благодаря репортерам и была выдумана его творческая биография, основанная отчасти на реальных событиях, отчасти на вымысле.

Как ни грустно было в этом признаваться, но Энджел в актерском искусстве смыслил очень мало. На первую пробу он сумел попасть исключительно благодаря внешности – пошел туда просто на спор. Мать Вэла сказала продюсеру, что ее сын работает как агент – и voila! Вэл сделался агентом. А как только Вэл стал агентом, Энджел оказался актером.

Та, самая первая работа в кино могла бы стать неплохим началом, если бы Энджел хоть немного разбирался в актерском деле и чувствовал хоть какое-нибудь

призвание. Но он просто стал звездой, заработав ролями в кино около 150 миллионов долларов. После этого он мог претендовать хоть на роль Отелло, лишь бы ему этого захотелось. Он стал уже суперзвездой.

Энджел нахмурился, раздумывая о том, почему же он не попытался как следует овладеть своей профессией. Ведь некоторые критики находили его игру талантливой. Почему же Энджел не старался развить свой талант?

Но почему-то эти вопросы отступили теперь на задний план. Практически вся его жизнь до операции представлялась сейчас воспоминаниями, принадлежащими совершенно другому человеку.

Только некоторые эпизоды, например, карнавал и карусель из далекого прошлого, вставали в памяти на удивление ярко и отчетливо.

«Ты позабыл мечту, Энджел. Но разве ты позабыл меня?»

Выходит, что – да. Пока он не очнулся в том госпитале в Орегоне, он почти совсем не вспоминал о Мадлен. Его роман с ней, подобно многим воспоминаниям юности, был задвинут в дальний ящик памяти. Но сейчас эти воспоминания ожили и сделались настолько осязаемыми, что их, казалось, можно было потрогать. Они стали едва ли не единственным, что было настоящего в жизни Энджела.

Мадлен хотела, чтобы он сделался отцом для собственной дочери. Больше она ни о чем его не просила.

«Она нуждается в тебе», – сказала ему Мадлен. Боже праведный, что же ему теперь делать? В глубине души его тянуло к дочери, девочка наверняка очень похожа на него. Энджел хотел, чтобы они стали близкими друзьями, хотел, чтобы она заняла свое место в его жизни, хотел, наконец, сделать хоть одно доброе дело до того, как умрет.

Но он боялся: каким отцом он сможет быть? Он, совсем недавно завязавший алкоголик, наркоман, волею случая вынужденный отказаться от наркотиков. В довершение всего в его груди бьется сердце другого человека, а, это значит, что каждую секунду жизнь Энджела висит на волоске.

Да, далеко не блестящий образец отца шестнадцатилетней девушки.

Наверняка он во многом разочарует дочь, не оправдает ее надежд.

В этом нет никаких сомнений.

Расстроенный подобными мыслями, Энджел протянул руку к тумбочке, на которой стоял подаренный недавно Мадлен радиоприемник. Из динамика вырвались оглушительные звуки «тяжелого металла», и Энджел недовольно сморщился. Он покрутил регулятор настройки и наконец поймал нежную мелодию из «Фантома оперы».

Энджел почувствовал, как на него накатила волна умиротворения. Злость и страх, которые со вчерашнего дня мучительно стискивали его внутренности, сразу отступили. Он откинулся на подушку, весь отдавшись звукам музыки.

«Сделайся ей другом, Энджел».

Это был голос Фрэнсиса, прилетевший вместе с музыкой.

Энджел устало сел в постели, опершись на руки. Сделаться ее другом...

Именно это, наверно, сказал бы Фрэнсис, будь он жив. Он всегда знал, как правильно вести себя в этой жизни. Фрэнсис вообще всегда поступал правильно, стараясь при этом делать все тихо, без лишнего шума, не привлекая к себе внимания.

Мог ли Энджел сделать так же? Или хотя бы попытаться?

В прежнее время, до операции, ответ пришел бы сам собой, не оставив Энджелу ни малейшей возможности поразмышлять. Тогда было очевидно, что он не в состоянии жить так, как брат. Энджел просто высмеял бы себя за такие мысли.