Снова в школу. Том 3. После выпускного
Шрифт:
– М-да, – глубокомысленно произнес я, направляясь к двери. Внезапно меня посетила очень интересная мысль. – А скажите, за протоколы безопасности кто отвечает?
– Мы, кто же еще, – женщина села за стол, который был «обжит» в отличие от остальных, стоящих в комнате. – Это же такая бумажная волокита, мама не горюй, правда, когда из всех работниц этого бумажного царства, осталась я одна, а это произошло еще при предыдущем директоре, когда последняя сотрудница Маргарита плюнула на все, и, попав прямо в центр лысины директора, написала заявление и ушла, прилепив его к своему же плевку, все протоколы плавно перекочевали в приемную, правда, я сомневаюсь, что ими там кто-то нормально занимался.
– Я тоже так думаю, – и я вышел из кабинета, думая над тем, что у всего может найтись вполне обыденное объяснение. Например, экономия, жадность или элементарное недопонимание привело в итоге к тому, что куча людей, отвечающих за соблюдение протоколов безопасности, были просто уволены, или уволились сами, и в результате образовавшейся дыры произошло то, что произошло.
А может это и чьи-то намеренные ненавязчивые действия, да даже не самого директора, а кого-то из его окружения настойчиво разрушали и сворачивали когда-то работавшую как часы систему.
Суть этих действий как раз могла сводилось к тому, что никому ничего в итоге будет не нужно, и можно будет уже начать проворачивать свои собственные делишки, не привлекая внимания и периодически отписываясь, что вот, финансирования мало, сотрудников не хватает, разбирайтесь сами.
Но это уже на грани паранойи, в которой может оказаться хоть небольшая, но доля правды, и чтобы не утонуть в таком вот бюрократическом болоте, нужно так или иначе контролировать все самому, хотя бы проявляя редкий интерес, ведь невозможно объять необъятное.
А люди всегда останутся людьми, несмотря на клятвы и другие различные привязки, которые можно обмануть при должном умении и хотении.
Выйдя на улицу, я тут же ощутил, как мороз пробирается ко мне под куртку. Надо же, как похолодало. Ведь я не вспотел, пока находился в секретариате, и это странно. То ли в этой огромной безлюдной комнате так холодно, хотя мне так не показалось, то ли там не обошлось без дара последней работницы, которая никуда не спешила уходить лишь потому, что привыкла к этому месту, и, если и уйдет, то исключительно на пенсию.
И снова, пока я шел быстрым шагом к кампусу, подняв повыше воротник, мне не встретилось ни одного человека. Мысли о зомби-апокалипсисе снова начали настойчиво лезть в голову. Ворота, ведущие на территорию кампуса, были деактивированы, и лоза поникшей плетью висела, не подавая признаков жизни. Не глядя по сторонам, я почти бегом добежал до огромного здания.
Как только я вошел внутрь, на меня обрушилось тепло, потоки света, заливавшие практически всегда бывший полутемным до этого коридор, а также громкие голоса и вообще звук разгульной студенческой общаги, из которой совершенно внезапно удалили коменданта. Но, хотя, по сути так оно и было.
Преподам явно сейчас не до учащихся, их, скорее всего, затаскали по различным следственным отделам и прокуратурам, в связи с тем, что их директор оказался таким козлом, и учащиеся пустились во все тяжкие. Ну хоть будет что вспомнить про свою студенческую жизнь, потому что попоек и сборов такого масштаба на территории Касла не было очень долгое время – вообще никогда.
Мимо меня пробежала стайка хихикающих девчонок. Хорошо им, словно ничего не произошло. Я ощутил раздражение, очень сильно замешанное на злости. Может быть, я тоже хочу вот так напиваться в общаге, тискать девчонок, веселиться. Почему кому-то можно, а мне нет? В чем я таком жутком провинился перед Вселенной, что она меня так подставила? Вопросы были риторическими, и я отбросил их в сторону, чтобы не взорваться, направляясь в комнату, которую совсем недавно называл своей.
Кузя лежал на кровати и что-то пил из высокого бокала.
– Не замечал за тобой склонности к горячительным, – бросил я ему, проходя к шкафу и вытаскивая наполовину разобранную сумку.
– И тебе здравствуй, Сава, – протянул Кузя.
– Что это тебя на пивасик потянуло? – я определил в янтарной жидкости пиво, потому что сивухой вроде бы не пахло. – И почему ты один, где Ниночка?
– Нина ушла от меня к другому, собрания в отсутствии кураторов засохли практически на корню, и мне стало невыносимо скучно и обидно. Соседа по комнате нет, тебя между прочим, тем более, что все пьют, – Кузя отсалютовал мне бокалом. – Твое здоровье, Сава.
– Кузя, мать твою, – прорычал я, бросив сумку на кровать. – То, что меня нет конкретно в этом месте, не дает повода не говорить мне о происходящих и довольно важных вещах, и я не про Ниночку сейчас говорю. Соберись! Почему ваши дружеские посиделки под занудные речи вашего гуру прекратились? Только ли потому, что кураторы сейчас заняты совсем другими делами?
– Ну, я-то откуда знаю? – Кузя посмотрел на меня поверх бокала. – Кто я такой, чтобы со мной делились подобной информацией?
– Действительно, кто ты такой? – я резко застегнул сумку, едва замок не вырвав, и потянулся к кому. Набрав номер, стал дожидаться ответа, параллельно осматривая комнату, словно пытаясь… Что? Запомнить ее? От рефлексии меня спас Любушкин, наконец-то, ответивший на звонок. В отличие от остальных учащихся он был свеж и подтянут, а признаков разгульного образа жизни я на его лице не увидел. Без всяких предисловий я у него спросил в лоб. – Что здесь такое творится?
– Ты про кампус? – он усмехнулся, а я утвердительно кивнул. – Вакханалия, что же еще?
– Вот это как раз понятно. Не совсем ясно с чего все началось, но не суть. Объясни мне лучше, почему Кузя валяется на кровати пьяный в говнище и блеет что-то про то, как его бросила девушка и что сейчас никаких собраний не проводится, поэтому он решил расслабиться и залить горе?
– Я понятия не имею, что там у нашего шпиона произошло с его девушкой, мне как-то это было не интересно, а вот про собрания – это правда. Собрания прекратились внезапно, никто даже не успел среагировать. Последователи продолжали собираться, но никаких задушевных бесед с ними больше не вели, в исключительности всех, кто сидел рядом, не настаивал. А ведь так было здорово слышать, что еще столь же греющее слух появится в речах кураторов.
– Когда это произошло? – я нахмурился, пытаясь как-то связать куски разрозненной информации, которые дошли до меня из разных источников.
– Около трех дней назад, – сразу ответил Любушкин, словно крестиками считал дни, проведенные мною в неведении. Три дня. Примерно тогда же прекратились межклановые разборки. Но не могут же эти два совершенно не связанных между собой факта быть все же между собой связаны? Резкое затишье по всем фронтам выглядело слишком подозрительно.
– Мы тут подумали, но все же твое мнение будет решающим, не связано ли то, что происходило в Школе с Игнатом? Ведь именно после его смерти все резко заглохло.