Сновидения - святое дело
Шрифт:
И мы пришли вот к какому заключению - имеется всего лишь один-единственный прибор, в должной степени чувствительный и сложный, чтобы решить поставленную нами задачу. Таким прибором является другой человеческий мозг.
Взмахом руки я попытался прервать поток его слова.
– Я понял!
– вскричал я.
– Вы хотите заполучить устройство для чтения мыслей.
– Гораздо больше, чем это. Когда на следующий день мы производили контрольные испытания, один из моих ассистентов повысил напряженность поля - вернее, частоту электромагнитных импульсов, его составлявших, совершенно
Вместо того, чтобы "услышать" едва различимые, бессвязные его мысли, я сам стал частью внутреннего мира этого человека. Я оказался как бы внутри его мозга. Какой поистине кошмарный мир мне тогда открылся! Мышление этого человека не было ясным, когерентным. Но все это время я не переставал ощущать собственную свою индивидуальность... Придя в себя, он, очертя голову, на меня набросился со словами, что я нахально, без спроса вторгся в его внутренний мир.
С Маршэмом все будет совершенно иначе. Вымышленный мир его коматозного состояния, мир его бреда проработан до мельчайших подробностей, он настолько же реален для него самого, насколько реальными он привык делать придуманные им миры для своих читателей.
– Погоди-ка, - перебил я его, - а почему бы тебе самому не заглянуть в этот его внутренний мир?
Стив Блэйкистон ухмыльнулся и метнул в мою сторону настоящий высоковольтный разряд из своих больших серых глаз.
– На то есть три весьма серьезных препятствия. Во-первых, я сам уже настолько пропитан обуревавшим его бредом, что опасаюсь, как бы я сам не идентифицировался с ним. А ему в данный момент больше всего нужна целительная доза здравого смысла. Ты как раз наиболее подходящий для этого человек, закоренелый скептик, с весьма легковесным, я бы даже сказал, циничным отношением ко всему, что тебя окружает.
Во-вторых, если моему разуму не удастся устоять перед силой воздействия его буйного воображения, сам я, уже не смогу после этого вылечиться, а за меня этого никто не сделает. Чем больше я размышляю над этим, тем все больше прихожу к выводу, что пробудившись, я сам стану первым же кандидатом на койку в соседней палате. Но такое возможно, если позволить своему разуму подчиниться воле пациента. Тебе это никак не грозит. Тебе внутренне присуще глубочайшее недоверие к чему бы то ни было. Для тебя это станет всего лишь еще одной возможностью подурачиться в привычной манере ниспровержения всех и всяческих идолов. Да у тебя и у самого очень приличное воображение, если судить по некоторым из твоих недавних репортажей о спортивных поединках.
И наконец, в-третьих, когда он - если такое вообще случится - придет в себя, ему захочется убить человека, который посмел вторгнуться в его святая святых - мир его воображения. Ты, разумеется, постараешься побыстрее спастись бегством. Мне же - уж очень больно я могу захотеть остаться и поглядеть на то, что из всего этого эксперимента вышло.
Я поднялся, галантно поклонился и произнес:
– Премного благодарен, дружище. Я вот как раз вспомнил о том, что мне предстоит поведать миру о финальном бое, который должен состояться в "Мэдисон Сквер-Гардене" завтрашним вечером.
Стив тоже поднялся и поспешил к двери, забегая впереди меня.
– Пожалуйста, - взмолился он.
Что-то, а уговаривать он умеет. А я не в состоянии выдержать взгляда его больших глаз. И как-никак, но он пока еще мой приятель. Он уверял, что длиться это будет совсем недолго - ну точно, как заправский зубной техник, - решительно отметая все "а если?", какие только я был в состоянии придумать.
Десятью минутами позже я уже возлежал на широкой кровати, установленной рядом с кроватью, которую занимал мертвенно бледный Маршэм Красвелл. Стив низко склонился у его изголовья, прилаживая над головой больного писателя круглый колпак из хромированной стали, очень похожий по форме на те, что применяются для сушки волос в парикмахерских. Аналогичные приготовления произвел надо мною его ассистент.
От этих колпаков тянулись провода к поворотным кронштейнам над нашими головами и еще дальше - к снабженной колесами машине, которая выглядела так, будто сошла с рекламного проспекта окутанного дымкой загадочности раздела науки Всемирной выставки двухтысячного года.
Меня прямо-таки распирали многочисленный вопросы, но те, которые мне удалось каким-то образом высказать, казались совершенно неуместными и даже бессмысленными.
– Что мне говорить этому воображаемому его герою? "Доброе утро! С какими сегодня затруднениями вы столкнулись?" Представиться мне или нет?
– Только скажи, что тебя зовут Пит Парнелл, а дальше придется импровизировать, играть роль, как говорят, с чистого листа, - сказал Стив.
– Ты сам поймешь, что я имею в виду, когда очутишься там.
Хорошенькое дело - где это "там" я должен очутиться? Меня вдруг поразила до глубины души сама мысль о путешествии в святая святых душевнобольного человека. От этого желудок мой сократился до размеров боксерской перчатки.
– А как надлежит одеться, готовясь к подобному визиту? В вечерний парадный костюм?
– спросил я.
Во всяком случае, как мне кажется, я именно так выразился. Но голос мой даже мне самому показался каким-то совсем чужим.
– Одевайся как тебе вздумается.
– Ха-ха! И откуда мне знать, когда настанет пора закруглять свое присутствие на этом незванном ужине?
Стив обошел обе кровати и теперь склонился надо мною.
– Если тебе не удастся высвободить Красвелла из этого состояния в течение часа, я выключу подачу электрического тока.
Он отошел на несколько шагов и стал рядом с машиной.
– Приятных сновидений.
Я только тягостно застонал.
Было очень жарко. Как будто два знойных лета в самом разгаре слились воедино. Это два солнца сошлись на одном небосводе, оба кроваво-красные, и оба ничем не прикрытые на бронзовом небе. И все же ногам, казалось, могло бы быть прохладнее - по земле стелился мягкий зеленый дерн, покрытая им совершенно плоская равнина простиралась до самого горизонта. Но в первую же минуту стало ясно, что это не трава. Пыль. Обжигаемая пыль зеленоватого оттенка.