Сны богов и монстров
Шрифт:
Я облегчу тебе задачу, подумала она, прижимаясь лицом к той точке, где билось его сердце. Я никуда от тебя не денусь.
Он словно услышал. И согласился. И сомкнул вокруг нее объятия еще крепче.
Когда Зузана открыла дверь в ванную комнату и позвала: «Суп на столе!» – они медленно расцепились и обменялись взглядом, который был… благодарностью, обещанием и причастностью. Барьер пал. Не от поцелуя – нет, пока нет, но от прикосновения. Они принадлежали друг другу. Когда Кэроу выбралась из душевой кабинки, жар Акивиного тела опалял и ее тоже. Зеркало отразило
Их отражения в зеркале переглянулись: с чистой, мягкой и радостной улыбкой, а не с привычным для них последнее время выражением печали и боли. И они следом за Вирко отправились в комнату, где на полу с восточным размахом было разложено гигантское количество пищи.
Кэроу и Акива уселись так, чтобы во время еды можно было касаться друг друга, и тонкая бровь Зузаны одобрительно приподнялась.
Гора снеди на тарелках только начала уменьшаться, когда снаружи донесся шум.
Хлопнули дверцы автомобиля, сердито забубнили два мужских голоса. На это можно было бы и не обращать внимания: мало ли кто с кем ругается. Но все пятеро вскочили на ноги – Акива первым – и бросились к окну. Поскольку в перебранку вплелся третий голос. Женский, мелодичный, страдающий. Он метался между двух враждебных мужских, как птица в сети.
И он звучал на языке серафимов.
51
Побег
Из окна ничего было толком не разглядеть, поэтому Кэроу с Акивой накинули на себя невидимость и вышли. Следом за ними безо всяких чар отправились Мик и Зузана. Вирко остался в номере.
Перепалка была в полном разгаре. На пыльной площадке у ворот касбы дети подталкивали друг друга локтями и пялились на гостей, так что источник конфликта определялся безошибочно. Девушка сидела, свесив ноги наружу, на заднем сиденье автомобиля и, кажется, не вполне осознавала, где находится.
Пустой взгляд, окровавленное лицо. Полные губы. Темно-коричневая гладкая кожа, лишенные всякого выражения глаза: красивые, большие, широко распахнутые, с невозможно ярким белком. Руки вяло лежат на коленях. Она так и осталась на самом краешке сиденья: голова откинута, с окровавленных губ слетает немыслимый поток слов.
Потребовалось некоторое время и усилие, чтобы разобрать сказанное. Кровь, женщина, речь на двух языках, громко и наперебой. Мужчины спорили по-арабски. Один из них привез девушку сюда и явно был настроен сбыть побыстрее с рук. Второй, сотрудник гостиницы, понятно, забирать такую обузу не хотел.
– Вы не можете просто оставить ее здесь. Что с ней такое? Что она говорит?
– Да почем мне знать? Скоро за ней приедут сюда какие-то американцы. Это их головная боль.
– Отлично, а до того? Она нуждается в уходе. Посмотрите на нее. Она больна?
– Не знаю, – угрюмо и сердито ответил шофер. – Я за нее не отвечаю.
– А кто должен отвечать? Я?
Они продолжали препираться. Девушка так и сидела, не делая попыток подняться.
– Пожирают, они пожирают, быстрые, огромные, они преследуют, – полуговорила-полукричала она на языке серафимов.
Ясный, печальный, пронизанный болью, как песня иного мира, голос. Жалоба, плач по утраченному, по тому, что уже никогда не вернется.
– …твари, твари, катаклизм. Небеса чернеют, расцветают, их больше ничего не держит. Их поверхность лопнула, а мы не виноваты. Мы только открыли двери и впустили свет во тьму. Мы не ждали, что произойдет такое! Я была избранной из двенадцати, но падала в одиночку. У меня есть карты, только я заблудилась, и есть небеса, однако они мертвы. Мертвы мертвы мертвы навечно, о божественные звезды!
Кэроу бросило в дрожь. Она повернулась к стоящему за спиной Акиве.
– Что с ней творится? Ты понимаешь, о чем она говорит?
– Нет.
– Она серафим?
Он помедлил, прежде чем отрицательно покачать головой.
– Она человек. В ней отсутствует огонь. Но есть что-то такое…
Кэроу тоже это чувствовала, хотя не могла выразить словами. Кто она? И откуда знает язык серафимов?
– Мелиз потерян! – вскрикнула девушка, и у Кэроу волосы встали дыбом. – Даже Мелиз, первый и последний, Мелиз вечный, они пожрали Мелиз!
Кэроу спросила Акиву:
– Мелиз. Слово тебе знакомо?
– Нет.
– Что здесь происходит?
Кэроу оглянулась на голос. Зузане надоело стоять, ничего не понимая, и она решила взять дело в свои руки. Разъяренной фурией шагнула прямо к мужчинам, которые уставились на нее, пытаясь соотнести этот стальной тон и эту крошечную девушку. А потом поймали взгляд «скорпионихи-мегеры» – и замолчали.
– У нее кровь идет, – сказала Зузана по-французски.
В Марокко, бывшей французской колонии, этот европейский язык понимали лучше всех остальных, даже лучше английского.
– Это вы ее так приложили?
Голос Зузаны вибрировал от ярости, словно готовый к бою нож, и оба мужчины торопливо заявили о своей невиновности. Зузане было этого мало.
– Совсем ополоумели? Что вы стоите столбом? Не видите, ей нужна помощь?
На это им было нечего возразить. Да они бы и не успели: Зузана с Миком уже хлопотали над раненой. Взяв девушку под руки, они вдвоем приподняли ее и вытащили из машины. Спорщики только смотрели, покорно и безгласно, как «дюймовочка» и ее спутник провели больную мимо них. Поток речи на языке серафимов не прерывался ни на секунду:
– Я – Падшая, я совершенно одна, я разбилась о скалы и никогда не стану целой.
Взгляд девушки оставался расфокусированным, но она самостоятельно передвигала ноги и не делала попыток вырваться. Мужчины тоже не протестовали, поэтому Мик и Зузана просто увели ее с собой.
А когда через два часа приехали американцы в темных костюмах, портье отвел их сначала в комнату Элизы, а затем, никого там не обнаружив, в комнату маленькой гневной девушки и ее парня, которые, между нами, заказали в номер добрую половину всей приготовленной на кухне еды. Они постучали в дверь – ни звука, ни шороха. А когда решились зайти, их ждал сюрприз. Эта комната тоже была пуста.