Сны листопада
Шрифт:
— Нет! — рявкнула я.
Он тут же отпустил руку.
— Ты скажешь, куда собралась?
— В Новый Уренгой.
— Одна?
— Да! А теперь проваливай!
— Идиотка чертова.
— Ненормальный!
…Я не слышала Костю почти год, и поэтому была более чем удивлена, когда он позвонил. Мы поговорили — коротко и очень осторожно, а потом еще раз, и я стала потихоньку оттаивать, и поняла вдруг, что даже скучаю по его чувству юмора и вечно чуть прищуренным зеленым глазам, а еще были эти сплетни, которые не давали мне покоя…
Разговоры с Костей
— Хватайтесь за меня, Юстина Борисовна! — по-джентльменски предлагал Ростислав, когда я спускалась с крыльца во тьму долгой северной ночи. Мои каблуки все норовили разъехаться на льду, и я цеплялась за крепкую макаровскую руку и изредка издавала испуганный писк.
— Прелести северной зимы! — возмущалась я. — Минус пятьдесят и гололед с августа по июнь!
— Да-да, — соглашался он, — южные хлипкие организмы здесь не выживают.
— Это мы еще посмотрим, кто здесь хлипкий южный организм!
Я вздернула голову, но тут же поехала, и Ростиславу пришлось меня подхватить, чтобы я не упала на колени. На несколько секунд мой нос уткнулся в воротник его теплой куртки, и кедр, сандал и что-то еще заставили мое тело полыхнуть жаркой волной.
— Ах да, и я забыл, что Юстина Борисовна у нас сделана из крепкого деревенского дуба, — сказал он, отстраняя меня и глядя мне в лицо серьезным серым взглядом. — Коня на скаку и в горящую избу с разбега… все правильно, ничего не забыл?
— Как же ты меня раздражаешь иногда своими «деревенскими» шпильками, — сказала я, оглядываясь на ярко горящие окна моего отдела: девчонки закрывали месяц и оставались допоздна, и я могла поклясться, что заметила силуэт Тамары за вертикальными полосками жалюзи. — А этой все неймется, смотри-ка.
— Как неймется, так и переймется. — неожиданно резко сказал Ростислав и потянул меня за собой, вынуждая отвернуться. — Кстати, о «раздражаешь». Какого рожна к вам сегодня снова приходил этот механик, Корецкий? Опять ты начислила ему зарплату меньше, чем мне?..
На перекрестке с улицей Геологоразведчиков была авария. Легковушка влетела в автобус, кругом стояла полиция, мигала, разгоняя сумрак, машина скорой помощи, надрывно сигналили друг другу торопящиеся объехать страшное место водители.
Я откинулась на сиденье, мирясь с неожиданной задержкой, когда зазвонил телефон. Это был Лукьянчиков, и я ответила на звонок, сказав, что уже еду. Костя знал об аварии: как раз ковырялся в Интернете, и я сказала, что вижу ее своими глазами.
— Пишут, что шесть погибших. — Он вдруг как-то резко притих. — Ты на маршрутке?
— Нет, — сказала я. — Я с коллегой.
Мне пришлось собрать всю силу воли, чтобы не покоситься в
— А у коллеги есть имя?
— Да, — сказала я. — Я скажу тебе дома.
— Можешь не говорить, — сказал Костя и положил трубку так быстро, что последнее слово я едва услышала.
Глава 5
Ростислав Макаров воспитывал сына, Сережку, Сергея Р-р-ростиславовича, как тот отрекомендовался мне, когда однажды в метель Ростислав заехал по пути на работу за мной с ним вместе. Он иногда подвозил Сережку до школы просто так, потому что скучал и хотел побыть с сыном, порасспросить его об учебе и всяких мужских делах. Меня они ни капли не стеснялись, даже наоборот; уже скоро Сережка стал считать меня своей и вопил: «Юстина Бор-р-исовна, здр-р-расте!», когда я открывала дверь в салон.
В тот год Сережке исполнилось восемь, и он пошел во второй класс. Сережка бойко рассказывал мне о компьютерных играх, в которые играл, спрашивал, в какие играю я, делился впечатлениями о школе, рассказывал о том, что попросил у отца на день рождения новый планшет взамен старого, который «не тянет». Ростислав лишь однажды сказал ему:
— Ну, с тобой в разведку не пойти, все секреты выдашь, — когда Сережка заговорщически поведал мне, что играет в игры «18+» и мочит зомби почем зря.
— Юстина Бор-рисовна, да мне папка сам разрешает! — тут же оправдался он. — Я эти игры лучше него прохожу. А вы играли в последний «Фар Край»? Там такая оперативка нужна, восемь гигов, я как увидел…
— Почему ты ему разрешаешь? — спросила я, вклинившись в крошечную паузу между Сережкиными вдохами. — Там же головы отрывают и внутренностями кидаются.
Но Ростислав махнул рукой.
— Он у меня с трех лет в эти игры играет. Ничего не случится.
Я только покачала головой. Ростислав Сережку баловал так, что иногда мне казалось, он ему вообще ничего не запрещает. Мой острый на язык начальник, раздражающийся из-за лишнего слова болтовни, ни разу при мне не одернул своего сына, не прикрикнул на него, не сказал, что его бесконечные рассказы ни о чем мешают ему обсудить со мной текущие дела или просто утомляют.
— Я слова не смогла вставить, — смеялась я, когда Сережка вылетал из машины и несся к школе с гиканьем и вприпрыжку. — Жизнерадостный мальчишка.
— Жизнерадостный.
Ростислав провожал сына взглядом, и на его лице появлялась странная, даже как будто виноватая улыбка, и сердце мое отчего-то сжималось.
— Я ведь не очень хотел так рано заводить ребенка, — сказал он мне уже как-то после Нового года, когда мы проводили в декрет Владу и что-то разговорились о детях, в который раз задержавшись на работе вдвоем. — Лида старше меня на пять лет, ей было уже двадцать пять, когда мы поженились. Я ей сразу сказал, что пока не будет своей квартиры и стабильной работы, никаких детей. Но она хотела. И так обрадовалась, когда забеременела, когда рассказала мне, просто сияла… — Он помолчал, глядя куда-то вдаль. — Я сказал, что она «залетела» мне назло.