Сны Сципиона
Шрифт:
Я сидел в палатке отца, и когда он заснул, не позволял его будить, а когда ему доводилось очнуться от лихорадочного сна, сам давал ему питье, составленное медиком, сам следил, не намокает ли снова повязка от крови и не пора ли прижечь рану. Горели бронзовые светильники на подставке, мерцали угли в жаровне, пытаясь хоть немного согреть большую кожаную палатку, и я записывал на куске папируса, что это неописуемая глупость полководца — кидаться неосмотрительно в бой, рисковать своей жизнью тогда, когда в этом нет нужды. Ведь армия без полководца, даже самая отличная и натренированная, — побежденная армия. Все эти поединки один на
Я закончил свой рассказ о том дне и задумался. Эта короткая кровавая схватка и спасение отца позволили мне впоследствии воплотить свои замыслы по части командования. Я как бы уже навсегда, на всю оставшуюся жизнь доказал свою храбрость, так что, стоя во главе легионов, старался никогда не лезть вперед, а если надобность была приблизиться к позициям врага, приказывал солдатам прикрывать меня щитами. Только на поле при Заме довелось мне вновь биться в рукопашной, и следы тех схваток остались у меня на руках, но я об этом никому не говорю.
Однако у моей славы нашлось немало злопыхателей, завистники много чего насочиняли потом, дабы унизить меня и умалить заслуги. Уже после того, как я взял Новый Карфаген, пошел гулять по Риму рассказ, будто бы на самом деле отца моего в той стычке спас какой-то лигурийский раб. Как он оказался в разведке да еще верхом (не мог же он бежать вслед за отцовским конем), как удалось вырвать отца из лап нумидийцев благодаря одному-единственному рабу, о таких деталях мои «доброжелатели» никогда не задумывались.
Глава 5
БИТВА ПРИ ТРЕБИИ
Вечером, как раз перед тем, как я отошел ко сну, из Рима прибыл письмоносец с посланием от моей супруги.
Она писала мне время от времени, сообщая городские новости. Сейчас же Эмилия извещала, что намерена навестить меня вместе с нашими дочерями Корнелией Старшей и Корнелий Младшей, и обещала прибыть к вечеру следующего дня. В письме она просила, чтобы я не волновался — она возьмет с собой нескольких сильных рабов для охраны, да еще два ветерана, что едут в свои поместья, будут сопровождать ее спальную повозку.
Сегодня на рассвете, задолго до моего пробуждения (а я всегда любил вставать поздно), предусмотрительный Диодокл успел отправить рабов за снедью в Латерн, отдал распоряжения приготовить триклиний к обеду да истопить бани. Бани, правда, в поместье небольшие и весьма темные, однако воды сколько душе угодно — я велел выкопать большое водохранилище, чтобы даже в самую сильную засуху не нуждаться в живительной влаге.
Разумеется, еще до того, как я поднялся, слуги уже носились, сбиваясь с ног, и, разумеется, производили больше шума, нежели делали что-то полезное. Я предоставил Диодоклу возможность самому разобраться с предстоящим обедом и решил не вмешиваться и ничего не указывать.
А сам вернулся на берега Тицина — к тем дням, когда я был молод, и даже отдаленно не представлял, чем грозят мне и моему Городу грядущие события.
После схватки у Тицина я спал в палатке отца, придвинув свою походную койку к его кровати. Впрочем, смежить веки мне удалось лишь на пару часов перед рассветом.
Утром я услышал, как он заворочался.
— Не буду… — пробормотал он.
Я вскочил.
— Не буду награждать тебя дубовым венком. — И, помолчав, консул добавил: — Даже не надейся.
Я ничего не ответил. А что сказать? Венок за спасение римского гражданина — дубовый венок — высшая награда. Но для этого спасенный должен признать свое избавление от смертельной опасности. А после награждения спаситель становится патроном спасенного, тот в свою очередь — до конца дней его клиентом. Кому охота попадать в унизительную зависимость, пускай и от человека, которому обязан жизнью. Спасение консула — вещь неслыханная, но и отец в клиентах у сына — неслыханно тоже. Я знал, я понимал, но все же… Моя заслуга была несомненной, и в мыслях я уже видел этот торжественный миг. В мечтах даже ощущал горьковатый запах только что сломанных дубовых веток, прикосновение листьев к коже на лбу, древесные пальцы ветвей — на висках. И что мне оставалось теперь? Только сделать вид, что я и не помышлял о подобной чести. Мой учитель-грек любил читать мне басни Эзопа. Виноград слишком часто зелен, когда мы юны.
В тот день отец решил не оставаться в лагере на северном берегу Пада, а вернуться на берег южный, с утра приказал строить войско и уходить. Понтонный мост через реку был все еще цел, и мы перешли по нему, однако недостаточно споро. Отряд, прикрывавший наш отход, был захвачен пунийцами. К счастью, пока шла короткая схватка, несколько человек ломали мост на северном берегу, пока другой отряд, уже переправившийся, резал веревки и расталкивал лодки с юга. Едва там и здесь мост был разрушен, среднюю его часть подхватило бурное течение и поволокло за собой. Так что теперь река отделяла нас от Ганнибала. Несмотря на свое ранение, отец успел распорядиться выставить посты и следить, чтобы Ганнибал не стал наводить мост и не переправился следом.
Однако не тот человек был Пуниец, чтобы его сдержала какая-то река. Он двинулся по течению Пада вверх, переправился там, где мы уже не могли никак ему помешать, и через два дня объявился вблизи наших позиций. Он упорно пытался выманить нас из лагеря на новое сражение. Но отец не собирался с ним биться, понимая, что поражение в этом случае неминуемо.
Тут нас постигла новая беда: перед рассветом наши союзники-галлы, перебив римских командиров и прихватив их отрубленные головы как трофеи, ушли к Ганнибалу. Сразу за нашим лагерем лежали их родные земли, и эта измена делала нашу позицию смертельно опасной. Отец осознал это мгновенно, велел сниматься с нового лагеря и двигаться к берегам Требии, бросив часть обоза в надежде, что дележка наших скудных пожитков задержит передовые отряды Пунийца.
Так и вышло — мы беспрепятственно переправились через Требию и до темноты разбили новый лагерь. Теперь с запада нас прикрывали воды Требии, с юга — горы, с востока — еще одна речушка, и только с севера местность оставалась открытой. В этом лагере мы стали ожидать прибытия Семпрония Лонга и его легионеров.
Дважды я выезжал на разведку, пробуя определить, не собирается ли Ганнибал подобраться к нам ближе. Пытаясь усилить конников, я велел посадить позади каждого по велиту с запасом легких дротиков. Один раз мы столкнулись с галлами, и эта тактика нам помогла: велиты, мгновенно спешившись, закидали варваров дротиками, те кинулись наутек и укрылись в прибрежных зарослях. Подобрав велитов и никого не потеряв в той схватке, мы вернулись в лагерь. Эту тактику много позже мы применили при осаде Капуи.