Со смертью от Дун
Шрифт:
С любовью, Мэг
Счастливый брак? Может ли быть счастливым брак, качающийся на волнах обмана и вранья? Барден положил письмо, затем снова взял его и перечитал. Вексфорд рассказал ему о беседе с шефом полиции, и лицо инспектора немного просветлело.
— Мы никогда этого не докажем, — сказал Барден.
— Можете идти и скажите Друри, что Гейтс отвезет его домой. Если он хочет подать на нас жалобу, то смею предположить, что Дуги Куодрент с удовольствием ему поможет. Только не говорите ему этого и уберите его с глаз моих. Меня от него тошнит.
Светало. Небо было серым
Он любил рассвет, хотя и не стремился встречать его, разве что ситуация вынуждала. На рассвете ему хорошо думалось. Вокруг никого. Рыночная площадь кажется шире, чем днем; неглубокая лужа стоит в канаве, там, где подъезжают автобусы. На мосту он встретил собаку, которая целенаправленно трусила куда-то по своим таинственным делам, подняв голову, словно видела какую-то цель. Вексфорд остановился на секунду и посмотрел вниз, на воду. Большая серая фигура глянула на него в ответ, пока поверхность не пошла рябью от ветра, разбив отражение.
Мимо дома миссис Миссал, мимо коттеджей… он был почти дома. На доске объявлений у методистской церкви старший инспектор увидел в разгорающемся свете утра листок с красными буквами: «Господь желает принять вас в Свои друзья». Вексфорд подошел поближе и прочел слова на другом объявлении, приколотом ниже. «Мистер Парсонс приглашает всех прихожан церкви на заупокойную службу по его жене, Маргарет, которая так трагически погибла на этой неделе. Служба состоится в воскресенье в десять часов утра». Значит, сегодня, впервые с того дня, как она погибла, дом на Табард-роуд будет стоять пустым… Нет, припомнил Вексфорд, Парсонс все же покидал дом ради досудебного следствия. Но все же… Его мысли вернулись к событиям этого дня, к внезапно оборвавшемуся смеху Куодрента, к той книге, к скрытой буре страстей, к женщине, одетой для свидания.
«Мы никогда этого не докажем», — сказал ему Барден.
Но они могут пойти утром в дом на Табард-роуд и попытаться.
Мои требования были скромны, Минна. Мне хотелось такой малости — всего пары часов из той нескончаемой череды, что составляет неделю, всего лишь крохотной капли из великого океана вечности.
Мне хотелось поговорить, Минна, сложить к твоим ногам все мои печали и скорби, все страдания, все отчаяние этих десяти лет. Мне казалось, что время, которое сглаживает зазубрины жестокости, притупляет режущую грань презрения, подрубает истрепанный край укоризны, заставит смягчиться твой взор и сделает благосклонным твой слух.
Мы пошли в тихий лес, на тропу, по которой ходили много лет назад, но ты забыла цветы, которые мы собирали вместе, забыла наш бледный венец воображаемого супружества [33] .
Мой голос был тих, мне не хотелось прерывать твоих размышлений. Все время мне казалось, что ты в задумчивости слушаешь меня. Как мне хотелось, чтобы наградой мне стали нежные слова любви, твоей любви. Да, Минна, любви. Неужели любовь — это зло, способное втоптать в грязь чистые одеяния дружбы?
33
В тексте намек на комедию «Радость странника», где разведенная супружеская
Мой взор был устремлен на тебя, моя рука коснулась твоих волос — твои глаза были закрыты. Сон оказался для тебя милее моих слов, и мне стало понятно, что слишком поздно. Слишком поздно для любви, слишком поздно для дружбы, слишком поздно для всего — кроме смерти…
Глава 14
В пустые покои, в тишину алькова.
34
Пер. Сергея Сухарева.
Парсонс был одет в темный костюм. Черный ношеный галстук, который он, видимо, надевал в дни траура, лоснился от перекаленного утюга и неумелой глажки. На его левом рукаве была пришита полоска черной ткани.
— Мы хотели бы еще раз осмотреть дом, — сказал Барден, — если вы согласитесь оставить нам ключ.
— Делайте что хотите, — сказал Парсонс. — Священник пригласил меня на воскресный обед, и я не вернусь до вечера.
Он начал убирать остатки завтрака со стола, пунктуально располагая чайник и банку с джемом там, где обычно держала их покойная жена.
Барден смотрел, как Рональд берет свежую, еще не читанную воскресную газету, сметает на нее крошки от тоста и засовывает ее в мусорное ведро под раковиной.
— Я продам этот дом как можно скорее, — сказал он.
— Моя жена собирается на панихиду, — сказал Барден.
Парсонс по-прежнему стоял спиной к нему и мыл чашку, блюдечко и тарелку, поливая их водой из чайника.
— Я рад, сказал он. — Я подумал, что, может, захотят прийти те, кто не сможет завтра прийти на похороны. — Раковина теперь была коричневой от грязи, к жирным стенкам прилипли крошки и чаинки, словно отмечая уровень воды. — Полагаю, у вас нет никаких предположений по поводу личности убийцы?
Это прозвучало нелепо. Затем Барден припомнил, какие книги читал этот человек, пока его жена сидела за вязаньем.
— Пока — нет.
Парсонс вытер посуду, а потом и руки кухонным полотенцем.
— Все равно, — устало сказал он, — это ее не вернет.
День обещал быть жарким — первый по-настоящему жаркий летний день. На Хай-стрит от жары уже возникали миражи — блестящие озерца, исчезавшие, когда Барден к ним приближался; на дороге, где прошлым вечером стояли настоящие лужи, блестела призрачная вода. Машины уже потянулись чередой в свое паломничество к морю. На перекрестке в голубой форменной рубашке стоял Гейтс и регулировал движение. Барден ощутил всю тяжесть своего пиджака.
Вексфорд ждал его в кабинете. Несмотря на открытые окна, в кабинете было душно.
— Кондиционер работает лучше при закрытых окнах, — сказал Барден.
Старший инспектор расхаживал взад-вперед, вдыхая растворенное в воздухе солнце.
— Так лучше, — произнес он. — Подождем до одиннадцати. Потом двинемся.
Они нашли машину, которую Вексфорд надеялся увидеть, в укромном переулке рядом с Кингсбрук-роуд, там, где она выходила на Табард-роуд в самом конце.
— Слава богу, — почти благоговейно сказал Вексфорд. — Пока все идет по плану.