Собачье дело
Шрифт:
— Сомневаешься в моих способностях? — возмутился юноша. — А давай так: если я первый его найду, а еще лучше замочу, ты мне орден во всю попу… нет, лучше повышение в звании. А то Дашка уже майор, а я все в лейтенантах хожу. Непорядок. Еще одна звездочка на погонах поможет сохранить здоровую атмосферу в семье, а то у нас дома сплошная дискриминация. «Валька, в душ! Валька, в постель!» И попробуй возрази старшему по званию, сразу огребешь по полной программе. В лучшем случае по лбу получишь, в худшем — отжиматься заставит. Моя нежная натура таких издевательств не переживет. Так что готовь рапорт на повышение,
— Брысь отсюда, трепло! — рявкнул Стас, пытаясь сдержать смех. — Ишь, о звании старлея размечтался. В нашей конторе все идут по пути повышения профессионализма, а ты по пути повышения долбое… ну короче, ты понял: работаешь по принципу дуракам везет.
Валентин понял, что ни одно из его предложений не принято, тяжко вздохнул и дал по газам. Телефонный звонок застал его уже на выезде из города.
— Да?
— Привет, Валёк. Слышал, ты опять приключения на свою задницу нашел?
— Леха, если ты просто почесать языком решил, то отстань. У меня одна мечта: добраться до дома и завалиться спать.
— Нет, я не просто так чешу языком, а со смыслом. Хочу раскрутить тебя еще на один поход в кабак.
— Любишь халяву.
— Честно заработанную.
— Что-то свежее нарыл?
— Ага. Про Глафиру Рамодановскую. И знаешь где?
— Где?
— В Интернете.
— Неужели в свободном доступе?
— Обижаешь! Попыхтеть пришлось. Но ты же знаешь мои таланты!
— Знаю. Давай, не тяни резину. Что нашел?
— А кабак будет?
— Так, это что за коммерсант у нас в конторе появился? — рявкнул из динамиков голос Стаса.
— Ой, ты что, в своей машине, что ли, едешь? — испуганно пискнул из трубки мобильника Леха.
— Ага, — хихикнул Валентин.
— Блин! Предупредить не мог: она же у тебя прослушивается.
— Ну ты у меня попляшешь теперь, стажер! — зарычал из динамиков Стас. — Но это потом. А сейчас выкладывай, что нашел.
— Один корреспондент «Рамодановских вестей» подловил момент и умудрился снять Глафиру Рамодановскую без головного убора. Снимок будет в завтрашнем номере. Я взломал их сайт…
— Понятно, — оборвал его Стас. — Пересылай снимки.
— Есть. Делаю рассылки на ваши телефоны. Херувим, отключи мобильник, я на него тебе эсэмэску скину.
Валентин отключил вызов Алексея, и через пару секунд телефон честно чирикнул, сообщая о принятом сообщении. Юноша вызвал на экран картинку с изображением девочки. Кого-то она Валентину напомнила. Он медленно скинул скорость, прижался к обочине, притормозил и начал изучать снимок более подробно. Похоже, он был сделан через приоткрытую дверь гостиничного номера в тот момент, когда Глафира Рамодановская, маленькая лупоглазая девчонка лет восьми, готовясь к выходу, собиралась надеть на голову черный платок. Лупоглазая, маленькая…
— Твою мать! Да это же Софья!
Да, это была она. Соня, Сонечка, дочь профессора Гуревича, умершая, по его словам, два года назад от рака.
Валентин включил зажигание, добрался до ближайшего перекрестка и развернул машину назад. Мобильник опять зазвонил.
— Кто такая Софья, агент Херувим, и почему вы изменили маршрут движения? — сухо спросила трубка голосом Стаса.
— Папа, ты не поверишь, Глафира Рамодановская — это Софья Гуревич. Дочь нашего научного светила, умершая от рака два года назад. Я видел ее фотографию у него на квартире. Она там слегка помладше, но так и должно быть. Тот снимок, как я понял, делался еще при ее жизни, а этот, из гостиницы, уже после ее смерти.
— Так ты думаешь…
— Конечно! Это он их поднимает! Сам посуди, все в больнице в лежку, а ему хоть бы хны!
— Адрес этого профессора!
— Улица Либкнехта, дом тридцать семь, квартира двадцать пять, — по памяти отбарабанил Валентин, выходя на финишную прямую. Он уже катил по улице Либкнехта.
Телефон отключился. Валентин засунул его обратно в карман, выдернул из бардачка капсулу радионаушника и закрепил ее за мочкой уха, сообразив, что так поддерживать связь с конторой будет проще. Оттуда до него донеслись деловитые распоряжении Стаса.
— Все свободные крылья по указанному адресу!
— Сейчас… одну минуту…
— Что вы там копаетесь?
— Папа, — послышался из капсулы удивленный голос оператора. — Зона заблокирована в радиусе двух километров от указанного адреса. Портал туда открыть невозможно.
— Твою мать! Кто там ближе всех?
— Я, — откликнулся Валентин, тормозя машину около дома профессора.
— Кто бы сомневался — зарычал Стас. — Не вздумай туда соваться один.
— Папа, я тебя не слышу! Аппаратура, по-моему, барахлит! — крикнул Валентин, врываясь в подъезд, дверь которого, к счастью, была приоткрыта. Нет, не приоткрыта! Замок бронированной двери элитного многоквартирного дома был вырван с корнем, а в будочке вахтерши отдыхала, закатив глаза, позеленевшая консьержка. Грудь ее тяжело вздымалась.
— Папа, если меня слышишь, то знай: наши подопечные уже побывали здесь! — обрадовал шефа юноша, прыгая по лестнице через две ступеньки вверх.
На бегу он выхватил из сбруи под мышкой пистолет. К счастью, профессор жил на третьем этаже. Дверь в квартиру профессора была распахнута настежь, и, судя по доносящимся оттуда голосам, юноша подоспел вовремя. Валентин на мгновение приостановился, чтобы перевести дух, бесшумной тенью скользнул в прихожую и осторожно заглянул в гостиную. Он действительно подоспел вовремя. Все были в сборе. И профессор, и старец, и Глафира Рамодановская, и куча малолетних зомби, в количестве не менее двадцати штук. Присутствие постороннего в квартире никто не заметил, так как всем было не до него.
Профессора шатало. Он стоял в окружении малышек, с невыразимой нежностью смотрящих на него, но сам их словно и не замечал. Его взор был прикован к Глафире Рамодановской, на плече которой покоилась старческая рука Серафима Сварожского.
— Соня, — бормотал профессор. — Сонечка… не может быть… Сонечка, ты узнаешь меня?
Девочка испуганно замотала головой, теснее прижимаясь к старцу. Она явно не помнила отца.
— Не узнаешь… но ты жива… как такое может быть?! Я столько дней плакал на твоей могиле, с твоей любимой куклой туда приходил, молил Бога мне тебя вернуть…