Собачьи истории
Шрифт:
Благостным взором проследив, как я допиваю стопку, он тут же снова ее наполнил. – Так-то лучше. Возьмите-ка еще луковку.
Я вытянул ноги и откинулся на спинку, пытаясь угомонить разбушевавшуюся стихию внутри себя. Мой желудок превратился в озеро раскаленной лавы. Она вздымалась и бурлила у края кратера, встречая каждый кусочек луковицы, каждый глоточек виски угрожающим всплеском. Я посмотрел на Гранвилла, и мне стало дурно: он деловито кромсал ростбиф на дюймовые ломти, шлепал на каждый ложку горчицы и вкладывал его между ломтями хлеба. Груда росла, и он довольно напевал, иногда бросая в рот еще луковицу.
– Ну вот, юноша, уминайте на здоровье! – Он придвинул ко мне тарелку
– О да! – Расправив плечи, я откусил, проглотил и затаил дыхание, пока еще одно совершенно лишнее инородное тело погружалось в кипящую лаву.
Хлопнула входная дверь.
– А вот и Зоя! – сказал Гранвилл и привстал, но тут в комнату вперевалку вошел непотребно жирный стаффордширский бультерьер и без приглашения вспрыгнул к нему на колени. – Фебунчик, детка, иди к папочке! Мамуля вас гулятеньки водила?
За бультерьером вбежал йоркшир-терьер, и Гранвилл с неменьшим восторгом возопил:
– Виктория, ух ты, Виктория!
Виктория явно принадлежала к породе улыбчивых собак. Оспаривать место на хозяйских коленях она не стала, а удовлетворилась тем, что села рядом, каждые несколько секунд радостно скаля зубы.
Мукам вопреки я улыбнулся. Развеялся еще один миф – будто специалисты по мелким животным сами собак не терпят. Беннет исходил нежностью. Уж одно то, как он назвал Фебу «Фебунчик», выдавало его с головой.
Я услышал легкие шаги, приближающиеся к двери, и повернул голову. Я знал, кого я сейчас увижу – типичную преданную жену, отличную хозяйку, не слишком следящую за собой, но умеющую создать мужу уют. У таких динамичных мужчин чаще всего бывают именно такие жены – услужливые рабыни, вполне довольные своим жребием. И я не сомневался, что увижу перед собой невзрачную маленькую хаусфрау. И чуть не уронил колоссальный сандвич. Зоя Беннет оказалась редкой красавицей, а к тому же вся светилась теплой жизнерадостностью. Вряд ли нашелся бы мужчина, который не поспешил бы посмотреть на нее еще раз: волна мягких каштановых волос, зеленовато-серые ласковые глаза, твидовый костюм, элегантно облегающий стройную, тоненькую – а где надо и округлую – фигурку. Но главное – какой-то внутренний ясный свет. Мне внезапно стало стыдно, что я хуже, чем мог бы быть, – или, во всяком случае, выгляжу намного хуже. Внезапно я осознал, что мои башмаки нечищены, что моя старая куртка и вельветовые брюки тут более чем неуместны. Я ведь не тратил время на переодевание и повез Дину в чем был, а моя рабочая одежда сильно отличалась от той, которую носил Гранвилл, но не мог же я ездить по фермам в таком костюме, как он!
– Любовь моя! Любовь моя! – весело завопил Гранвилл, когда жена нагнулась и нежно его поцеловала. – Разреши представить тебе Джима Хэрриота из Дарроуби.
Красивые глаза посмотрели в мою сторону.
– Рада познакомиться с вами, мистер Хэрриот!
И действительно, казалось, что она рада мне не меньше своего мужа, и вновь я устыдился своего непрезентабельного вида. Если бы хоть волосы у меня не были растрепаны, если бы я хоть не чувствовал, что вот-вот взорвусь и разлечусь на тысячи кусков.
– Я собираюсь выпить чаю, мистер Хэрриот. Не хотите ли чашечку?
– Нет-нет! Нет, благодарю вас. Только не сейчас, спасибо, нет-нет! – Я вжался в спинку кресла.
– Ах да, я вижу, Гранвилл уже угостил вас своими бутербродиками! – Она засмеялась и ушла на кухню.
Вернулась она со свертком, который протянула мужу.
– Милый, я сегодня ездила по магазинам. И нашла твои любимые рубашки.
– Радость моя! Какая ты заботливая! – Он сорвал оберточную бумагу, точно нетерпеливый мальчишка, и извлек на свет три элегантные рубашки в целлофановых пакетах. – Замечательные рубашки, моя прелесть. Ты меня совсем избаловала. – Он посмотрел на меня. – Джим, это удивительные рубашки! Возьмите одну! – И он бросил мне на колени целлофановый пакет.
– Нет, право же, я не могу… – бормотал я, в изумлении глядя на пакет.
– Можете, можете! Она ваша.
– Но, Гранвилл, рубашка? Это же слишком…
– Так ведь рубашка очень хорошая! – В его голосе зазвучала обида, и я сдался.
Оба они были так искренне любезны! Зоя села со своей чашкой чая справа от меня, поддерживая непринужденный разговор. Гранвилл улыбался мне из глубины кресла. Он уже доел последний сандвич и опять принялся за луковицы. Соседство привлекательной женщины – вещь очень приятная, но есть в нем и обратная сторона. В теплой комнате мои вельветовые брюки уже щедро распространяли аромат скотных дворов, где проводили значительную часть своего существования. И хотя сам я люблю это благоухание, с такой элегантной обстановкой оно сочеталось не слишком удачно. И хуже того: стоило в разговоре наступить паузе, как становились слышны побулькиванья и музыкальное урчание, гремевшие теперь у меня в животе. Самому мне прежде лишь раз довелось услышать подобные звуки – у коровы с тяжелейшим смещением сычуга. Но моя собеседница тактично изобразила глухоту, даже когда у меня вырвалось позорное рыгание, которое заставило жирного бультерьера испуганно приподняться. А мне опять не удалось удержаться, и в окнах даже стекла зазвенели. Я понял, что пора откланяться.
Да и в любом случае в собеседники я не слишком годился. Пиво взяло свое, и я больше молчал, сияя глупой ухмылкой. А Гранвилл выглядел совершенно так же, как в момент нашей встречи: все такой же спокойный, благодушный, полный самообладания. Меня это совсем доконало.
И я распрощался, судорожно прижимая локтем пакет с рубашкой и чувствуя, как карман мне оттягивает жестянка табака.
Когда я вернулся в клинику к Дине, она подняла голову и сонно посмотрела на меня. Все было в полном, в удивительном порядке. Цвет слизистых нормальный, пульс – хороший. Искусство и быстрая работа моего коллеги во многом предотвратили послеоперационный шок, чему способствовала и капельница.
Я опустился на колени и погладил ее по ушам.
– А знаете, Гранвилл, по-моему, она выкарабкается.
Великолепная трубка над моей головой опустилась в утвердительном кивке.
– Разумеется, малыш. А как же иначе?
И он не ошибся. Гистерэктомия прямо-таки омолодила Дину, и она на радость своей хозяйке прожила еще много лет.
Когда мы ехали обратно, она лежала рядом со мной на переднем сидении, высунув нос из окутавшего ее одеяла. Порой она тыкала им в мою руку, переводившую рычаг скоростей, или тихонько ее лизала.
Да, она чувствовала себя прекрасно.
Огромное событие в моей жизни. И потому, что я познакомился с талантливейшим хирургом, который продемонстрировал мне великолепную работу с мелкими животными, и потому, что оно положило начало долгой дружбе. Я всегда радуюсь, когда встречаю редкостно жизнелюбивые характеры. Их довольно мало, и они вносят яркие краски в будничную жизнь простых смертных вроде меня. Таким характером обладал Гранвилл Беннет. Он не раз совершенно меня сокрушал, но мое восхищение перед ним остается неизменным.