Собачий Рай
Шрифт:
Пулемет стих. БТР заглушил двигатель.
— Выйти к «Иволге» сможете? — наконец спросил собеседник.
«Иволгой» назывался небольшой частный магазинчик, расположенный метрах в трехстах дальше по Митрофанова.
— Да, сможем, — понизив голос, ответил Родищев.
— Мы вас встретим через пять минут, — сказал человек. — Как понял?
— Понял. Через пять минут, — ответил Родищев.
И тут же отозвался другой голос:
— Ноль шестьдесят один! Капитан Данилов. Что случилось?
— Нападение вооруженной группы! У них автоматы и БТР.
— «Восьмая планета» на Митрофанова?
—
— Сколько вас?
— Двое.
— Еще гражданские есть?
— В магазине полно.
— Минут пять продержитесь?
— Постараемся.
— Направляю группу. Где вы находитесь, сориентируйте по месту.
Родищев выключил рацию, толкнул Осокина в бок:
— Вставай, надо уматывать.
— Зачем? — не понял тот. — Сейчас группа подойдет!
— Не будет никакой группы, — ответил Родищев. — А если и будет, их положат тут всех.
— Как?
— Молча, без вопросов «как», — съязвил Игорь Илларионович. — Саша, ты действительно дурак или прикидываешься?
— В смысле? — не понял Осокин.
— Почему эти парни движок в БТР заглушили и стрелять перестали, по-твоему? — Родищев приподнялся, глядя в сторону парковки. — Да они переговоры наши слушали. Скорее всего, «капитан Данилов» — это фуфло. Нет никакого капитана Данилова. И группы Ноль шестьдесят один тоже нет. Нам просто вешали лапшу, чтобы выяснить, где мы прячемся, понял? Все, пошли.
Они, пригнувшись, стали отходить в темноту.
— Пойдем дворами, — предупредил Родищев. — Как говорят братья степей: «Тише едешь — дольше живешь».
Осокин кивнул согласно. Когда «Восьмая планета» скрылась из виду и они углубились во дворы, Родищев добавил:
— Ты не рвись так. Еще надо проверить, не липа ли та, первая группа. А то встретят нас парой выстрелов.
Несколько минут они шли молча. Ощущение было странное. Знакомые улицы, знакомые дома. И тем не менее все другое. Застывшее в парализующем, безумном, паническом страхе. Никаких звуков, кроме шелеста ветра в верхушках голых деревьев. Ни капли света, кроме отблеска луны в оконных стеклах. Белые полотенца, наволочки, простыни раскачивались в темноте, будто привидения. Они словно шли по заброшенному, поросшему мхом старому кладбищу. Впрочем, теперь весь город превратился в огромное, мрачное, молчаливое кладбище, по которому скользили одичавшие псы, храня покой умерших. Живых здесь не осталось. Даже те, кто пока еще мог шевелиться, были уже мертвы.
Осокин внезапно остановился.
— Я должен вернуться, — решительно заявил он.
— Ты что, спятил? Зачем это? — насторожился Родищев.
— Там Наташа.
— А-а-а, — протянул Игорь Илларионович. — Ну, раз Наташа, тогда да. Сколько вы знакомы, говоришь?
— Почти двое суток, — ответил Осокин.
— Ну е-е-е-е твою мать, — развел руки Родищев. — Что же ты сразу-то не сказал! Конечно. Двое суток — это же почти вся жизнь. Друг без друга уже никак. Давай, конечно, двигай. Спасай свою Джульетту. А когда тебя на этот раз с крыши, как буревестника, черной молнии подобного, запустят, не забудь Мусе Манарову привет от меня передать. — Подумал и закончил: — Тоже мне, Рэмбо выискался.
Осокин замялся.
— Послушай, там же не только Наташа. Там и остальные. Светка. Лавр Эдуардович. Марина. Новенький этот… Артем Дмитриевич. Мы не можем их там бросить. Тем более если группы не будет. Я подумал, может быть, мы могли бы вместе…
— Мог бы что? С тобой пойти? — Игорь Илларионович покачал головой. — Нет уж. Это твоя девица. Хочется — иди спасай ее сам. Полный вперед. А меня не проси, я сыт по горло. Вот так, — он чиркнул ребром ладони по кадыку. — Ты не можешь на них плюнуть? Это твои проблемы. А я вот очень даже могу. — Игорь Илларионович сплюнул на асфальт. — Вот так. Плевать я хотел на всю вашу братию. И на Наташу твою, и на этого, как там его… Давыдыча, Данилыча, хрен его знает. Про Светлану я даже говорить не хочу. Стерва, каких мало. Она, между прочим, тебя Владлену сдала, за бабки, за машину, за квартиру.
— Я знаю, — сказал Осокин.
— Откуда?
— Сама сказала. А еще сказала, что ты должен был меня завалить.
— Должен был, — подтвердил Родищев. — Теперь уже думаю: может, зря не завалил? Сейчас, вместо того чтобы таскаться с тобой по улицам, сидел бы себе в гостиничном номере в Шереметьево-2, пил бы виски и ждал своего рейса в Штаты.
— Но ты вместо этого меня спас.
— И что с того? — насмешливо спросил Родищев. — Приперло мне. Моча в голову ударила, вот и спас. Тебя спас, а их не хочу. Я в благодетели не записывался. Вбей в свою дурную голову: отныне каждый сам за себя. Хотят жить — пусть сами о себе позаботятся. А мне моя шкура дорога.
— Ты же это не серьезно…
— Еще как серьезно!
Осокин несколько секунд смотрел на него, затем усмехнулся зло.
— Ну и хрен с тобой, — сказал он вызывающе-весело. — Мотай в свои Штаты пить виски. И вообще… Пошел ты.
Он повернулся и зашагал обратно к магазину. Родищев несколько секунд смотрел ему вслед, затем плюнул и пошел в противоположном направлении.
Всю дорогу Лукин ругался на чем свет стоит.
— Ну вот скажи, Андрюха, оно нам надо? Сидели себе тихоспокойно в тепле. Нет, все тянет найти себе приключения. Какого хрена, в самом деле?
Волков, молчал. Он и сам не знал, почему ответил на странный вызов. Уж точно не потому, что его донимало чувство долга. Может быть, просто обрадовался, услышав голос другого человека. Почувствовал себя нужным, понял, что еще не все кончилось. Жизнь не остановилась. Плохая ли, хорошая, но она идет. И это их жизнь. Его, Волкова, сержанта Журавеля, Пашки Лукина, Коли Борисова. Мальчишки этого, который стреляет как бог. Они могут что-то решать, что-то предпринимать, а не только сидеть, запершись в отделении, отбиваясь от обезумевших собачьих стай и толп озверелых мародеров в камуфляжной форме. И вокруг них есть люди. Люди, которые нуждаются в помощи.
«Уазик» подпрыгивал на выбоинах — колеса тяжелых БТР продавили асфальт, а кое-где даже обрушили коммуникации, проходящие близко к поверхности. В некоторых местах просели трубы, и на поверхность били водопроводные «ключи», затопив местами целые кварталы.
Изредка попадались разграбленные машины. Но их было мало. В основном люди, имевшие автотранспорт, успели покинуть город в первые часы после начала катастрофы. То тут, то там можно было заметить тени собак. А один раз Волкову показалось, что он заметил крадущуюся вдоль дома фигуру человека.