Собака Баскервилей. Этюд в багровых тонах (сборник)

Дойл Артур Конан

Больше мне ничего не удалось из него выудить. До самого Баскервиль-холла Холмс шел молча, занятый своими мыслями.

– Зайдете?

– Да, я не вижу причин продолжать скрываться. Но напоследок еще кое-что, Ватсон. Не рассказывайте сэру Генри ничего о собаке. Пусть он думает, что Сэлден погиб так, как это представил Стэплтон. Так баронету будет проще справиться с суровым испытанием, которое ждет его завтра. Если я правильно помню из вашего отчета, он приглашен к этим людям на обед?

– Да, и я вместе с ним.

– Вам придется сделать так, чтобы он пошел туда один. Это будет несложно. Что ж, мы с вами не обедали, но, думаю, нагуляли хороший аппетит к ужину.

При виде Шерлока Холмса сэр Генри больше обрадовался, чем удивился, потому что уже несколько дней ждал его приезда из Лондона в связи с недавними событиями. Его больше поразило то, что мой друг прибыл налегке и отказался объяснять полное отсутствие багажа. Впрочем, скоро, за поздним ужином, мы рассказали баронету о происшествии на болоте в той форме, которая была выгодна нам. Но сначала мне пришлось взять на себя неприятную обязанность сообщить печальную новость Бэрриморам. Узнав о смерти шурина, дворецкий с видимым облегчением вздохнул, но жена его, закрыв лицо передником, горько разрыдалась. Для всего мира этот человек был воплощением зла, наполовину зверем, наполовину демоном, но для нее он всегда оставался маленьким упрямым мальчиком, которого она в детстве водила за руку. Воистину ужасен должен быть тот мужчина, после смерти которого не прольет слез ни одна женщина.

– После того как ушел Ватсон, я весь день просидел дома, – сказал баронет. – Думаю, я заслужил похвалу, потому что сдержал свое обещание. Если бы я не дал слово, что не буду выходить один из дому, я мог бы провести этот вечер куда как интереснее. Я получил записку от Стэплтона, он приглашал меня к себе.

– Не сомневаюсь, что вечер был бы намного интереснее, – сухо произнес Холмс. – Кстати, к вашему сведению, найдя человека со сломанной шеей, мы оплакивали вас.

Глаза сэра Генри удивленно округлились.

– Это еще почему?

– На несчастном была ваша одежда. Боюсь, у вашего слуги, который передал ему эти вещи, могут возникнуть неприятности с полицией.

– Вряд ли. Мое имя там нигде не указано, насколько я знаю.

– Что ж, значит, ему повезло… Вам всем повезло, потому что в глазах закона все вы – сообщники преступника. И вообще, я, как сознательный детектив, должен был бы арестовать всю вашу компанию. Письма Ватсона стали бы главными уликами…

– Ну а как же мое дело? – сменил тему баронет. – Вы хоть немного продвинулись? Мы с Ватсоном понимаем не больше, чем в тот день, когда приехали сюда.

– Я полагаю, что уже очень скоро смогу вам все объяснить. Дело оказалось чрезвычайно запутанным. Кое-что мне до сих пор не понятно, но расследование идет своим чередом.

– Нам тут пришлось кое с чем столкнуться… Ватсон, конечно, уже сообщил вам об этом… На болотах мы слышали собаку. Я готов поклясться, это не пустые разговоры. На Западе мне приходилось иметь дело с собаками, и уж кого-кого, а собаку я могу отличить по звуку. Если бы вы сумели надеть на нее намордник и посадить на цепь, клянусь, я бы стал считать вас величайшим сыщиком всех времен.

– Уверен, что смогу надеть на нее намордник и посадить на цепь, если вы поможете мне.

– Я сделаю все, что скажете.

– Очень хорошо. И я попрошу вас выполнять мои указания, не задавая вопросов.

– Как вам угодно.

– Если вы согласны, я думаю, что наша небольшая задача скоро будет решена. Не сомневаюсь, что…

Холмс вдруг замолчал и уставился на что-то у меня над головой. Его лицо было ярко освещено, и в ту секунду оно сделалось таким напряженным и неподвижным, что могло бы сойти за лик каменной статуи – воплощение настороженности и сосредоточенности.

– Что с вами? – одновременно вскричали мы с сэром Генри.

Когда Холмс опустил глаза, я увидел, что он пытается побороть в себе какое-то чувство. Лицо его сохраняло спокойствие, но взгляд горел.

– Простите ценителя искусства за временное изумление, – сказал он, махнув рукой в сторону серии портретов, висевших на противоположной стене. – Ватсон утверждает, что я ничего не смыслю в искусстве, но это не так, просто у нас разные вкусы. Изумительные портреты.

– Я рад, что вам они нравятся. – Сэр Генри озадаченно посмотрел на моего друга. – Только сам я мало что смыслю в этих вещах. Лошадь или бычка я бы оценил, но картину – нет. Я и не знал, что у вас хватает времени еще и на искусство.

– Хорошую картину видно сразу. А сейчас я именно такие картины и вижу. Готов поспорить, что вон та леди в голубых шелках написана Кнеллером {32} , а сей упитанный джентльмен в парике – скорее всего работы Рейнольдса {33} . Это фамильные портреты, я полагаю?

– Да, это все мои предки.

– Вы знаете их имена?

– Да, Бэрримор меня натаскивал, так что я их всех запомнил.

– Кто этот господин с телескопом?

– Это контр-адмирал Баскервиль. Он служил в Вест-Индии {34} у Родни. Мужчина в синем камзоле со свитком – сэр Виллиам Баскервиль. Этот был председателем комитета путей и средств [48] палаты общин при Питте {35} .

32

…написана Кнеллером… – Готфрид Кнеллер (1648–1723) – придворный живописец английских королей. Специализировался на портретах вельмож и знати.

33

…работы Рейнольдса… – Джошуа Рейнольдс (1723–1792) – английский живописец и теоретик искусства, организатор и первый президент Лондонской академии художеств. Писал в том числе и парадные портреты знатных особ.

34

…в Вест-Индии… – Вест-Индия (англ. West India – Западная Индия) – общее название островов Атлантического океана между Северной и Южной Америкой, открытых Колумбом и ошибочно принятых им за часть Индии. В разное время отдельные острова Вест-Индии были колониями Великобритании.

48

Комитет, занимавшийся изысканием источников государственных доходов.

35

…при Питте… – Истории известны два Уильяма Питта, отец и сын, которые были премьер-министрами Британского правительства: старший – в 1766–1768 годах, младший – в 1783–1801 и в 1804–1806 годах.

– А этот кавалер прямо напротив меня? В черном бархатном костюме с кружевами?

– О, этот вам будет особенно интересен. Это причина всех наших несчастий, тот самый Хьюго, из-за которого и появилась собака Баскервилей. Уж этого-то не забудешь.

Я с любопытством и не без удивления посмотрел на портрет.

– Подумать только! – сказал Холмс. – С виду обычный скромный человек. Вот только в глазах дьявольский блеск. Я представлял его себе более крепким и колоритным.

– Тем не менее, сомневаться не приходится, потому что сзади на холсте написано его имя и год, 1647.

Больше этой темы не касались, но старинный портрет, казалось, приковал к себе внимание Холмса: мой друг то и дело бросал взгляд на картину. Только позже, когда сэр Генри ушел к себе, я смог понять ход мыслей Шерлока Холмса. Он взял в руки большой подсвечник и подвел меня к картинам на дальней стене банкетного зала.

– Вы ничего не замечаете?

Я посмотрел на строгое вытянутое лицо в обрамлении широкополой шляпы с плюмажем {36} , длинных завитых локонов и белого кружевного воротника. Оно не было злым, лицо скорее можно было назвать чопорным, суровым, даже мрачным. Тонкие губы были крепко сжаты, глаза выражали холодную беспощадную уверенность.

36

…шляпы с плюмажем… – Плюмаж (от франц. plumage – оперение) – украшение на головных уборах и конской сбруе.