Собака Баскервилей. Этюд в багровых тонах (сборник)
Шрифт:
– Этим и будет испытана твоя вера… Так постановил Священный Совет Четырех. Девушка молода, и мы не хотим принуждать ее выходить за старика. И лишать ее права выбора тоже не собираемся. Мы, старейшины, имеем достаточное количество телушек [61] , но и детей своих мы тоже должны обеспечить. У Стэнджерсона есть сын, и у Дреббера есть сын. И каждый из них с радостью примет твою дочь в свой дом. Пусть она выберет одного из них. Они молоды, богаты и не отступают от истинной веры. Что ты на это скажешь?
61
Гебер С. Кэмбелл в одной из своих проповедей использует это ласковое слово, упоминая о сотне своих жен. (Примеч. автора.)
Какое-то время Ферье продолжал хмуро молчать.
– Дайте нам время, – наконец произнес он. – Моя дочь еще слишком молода… Рано ей еще думать о замужестве.
– У нее месяц на то, чтобы определиться с выбором. – Янг поднялся с кресла. – В конце этого срока она должна будет дать ответ.
В дверях он обернулся и, сверкнув глазами, громогласно изрек:
– И тебе, и твоей дочери, Джон Ферье, лучше было бы навсегда остаться на Сьерра-Бланка, чем осмеливаться противиться воле Священного Совета Четырех!
Пригрозив рукой, Бригам Янг вышел за дверь, и Ферье услышал, как захрустела галька на дорожке под его тяжелыми шагами.
Ферье все еще сидел, упершись локтями в колени, и размышлял над тем, какими словами рассказать обо всем дочери, когда на его руку легла мягкая нежная ладонь. Подняв глаза, он увидел Люси. С первого взгляда на ее бледное испуганное лицо Джон Ферье понял, что она слышала их разговор.
– Я не подслушивала, – ответила девушка на его молчаливый вопрос. – Но он так громко говорил, что было слышно по всему дому. О отец, что же нам делать?
– Не думай о плохом. – Ферье прижал дочь к себе и ласково провел широкой грубой ладонью по ее каштановым волосам. – Что-нибудь придумаем. Тебе ведь этот парень все так же нравится?
В ответ она лишь всхлипнула и стиснула его руку.
– А то как же, конечно! Можно было и не спрашивать. Джефферсон – славный малый. К тому же христианин, не то что эти пустобрехи здесь. Завтра в Неваду отправляется экспедиция старателей, я пошлю ему с ними весточку. Опишу, в какой ловушке мы оказались. Насколько я знаю этого молодого человека, он примчится сюда быстрее, чем сообщение по электротелеграфу.
Такое сравнение развеселило Люси, она даже рассмеялась сквозь слезы.
– Конечно, он приедет и посоветует, что нам делать. Но я боюсь за тебя, отец. Тут ведь… такое рассказывают! Будто бы со всеми, кто противится воле пророка, происходят всякие страшные вещи.
– Но мы же еще не противились ему, – ответил отец. – Бояться нужно будет потом, когда поступим по-своему. У нас впереди целый месяц. Потом, я думаю, нам нужно будет дать деру из Юты.
– Что, насовсем?
– Вроде того.
– А как же ферма?
– Заберем сколько сможем денег, остальное придется бросить. Знаешь, Люси, я уже не первый раз думаю об этом. Не могу я пресмыкаться, мне тошно смотреть, как эти ребята лижут пятки своему пророку, будь он неладен! Я свободно рожденный американец и не умею унижаться. А учиться мне уже поздно. Если Бригам Янг явится и начнет заявлять права на мою ферму, то у него есть неплохие шансы побегать наперегонки с картечью.
– Но нас не отпустят, – возразила его дочь.
– Надо дождаться Джефферсона, мы с ним все уладим. А пока, солнышко, нечего изводить себя всякими мыслями, и глазки утри, а то Хоуп приедет, увидит тебя и подумает, что это я тебя обижаю. Бояться-то нечего, нам и правда ничто не угрожает.
Слова утешения звучали очень убедительно, но Люси не могла не заметить, что тем вечером отец запирал двери на ночь тщательнее обычного, а после долго и внимательно чистил свой старый ржавый дробовик, который висел в его спальне на стене.
Глава IV. Побег
На следующий после разговора с пророком день, утром, Джон Ферье отправился в Солт-Лейк-Сити. Там он разыскал старого знакомого, который собирался ехать в Неваду, и попросил его передать письмо Джефферсону Хоупу. В письме Ферье сообщил о нависшей над ними опасности и просил молодого человека как можно скорее вернуться. После этого настроение Джона Ферье немного улучшилось, и он с легким сердцем поехал домой.
Приближаясь к своей ферме, он с удивлением заметил, что к обоим столбам ворот привязаны лошади. Войдя в дом, он еще больше удивился, когда увидел в собственной гостиной двух молодых людей. Один, с длинным бледным лицом, в расслабленной позе сидел в кресле-качалке, задрав ноги на печку. Второй, дюжий парень с бычьей шеей и грубыми, тяжелыми чертами лица, стоял у окна, засунув руки в карманы, и насвистывал популярный среди местной молодежи церковный гимн. Когда хозяин дома вошел, оба молодых человека кивнули, и тот, который сидел в кресле, начал разговор.
– Вы, вероятно, нас не знаете, – сказал он. – Это – сын старейшины Дреббера, а я Джозеф Стэнджерсон. Я встречался с вами в пустыне, когда рукой Божьей вы были направлены в лоно истинной Церкви.
– Со временем это произойдет со всеми людьми на земле, – гнусавым голосом добавил второй молодой человек. – Господь никого не забудет.
Джон Ферье молча кивнул. Он и так догадался, кем были его гости.
– По совету отцов, – продолжил Стэнджерсон, – мы пришли просить руки вашей дочери. Ей и вам остается только выбрать одного из нас. Поскольку у меня всего четыре жены, а у брата Дреббера семь, мне кажется, что мое предложение для вас должно быть более заманчивым.
– Постой, постой, брат Стэнджерсон! – воскликнул его товарищ. – Дело не в том, сколько у кого жен, а кто сколько жен может содержать. Мой отец уже передал мне свои мельницы, так что я богаче.
– Но это пока, – снисходительно улыбнулся первый. – Когда Всевышний призовет к себе моего отца, мне перейдут его дубильная мастерская и кожевенная фабрика. К тому же я старше тебя и положение у меня повыше.
– Все равно решать невесте, – ухмыльнулся молодой Дреббер и самодовольно посмотрел на свое отражение в оконном стекле. – Посмотрим, кто ей понравится больше.