Собака Кантерсельфа
Шрифт:
Стоило Сафе подумать о Черном Пароходе, настроение его стало стремительно портиться и комкаться как бумажка, угодившая в костер. Ничего не хотелось: ни секса, ни жратвы. Выть хотелось от безысходности. Ничего, что-нибудь придумаю, храбрился Сафа. Он не из тех, кто спокойно пойдет на заклание, на их долбанную вахту, на их мрачный Черный пароход – единственный корабль, с завидным постоянством заходящий в порт.
Сафа поменял жвачку во рту и позвонил в соседнюю квартиру. Если бы там проживала старуха, он бы позвонил в следующую. Дверь открыла женщина лет тридцати в красном
– Деньги у меня есть, – предупредил он, чтобы она не приняла его за подростковое отребье, терроризируемее Женский квартал, вешавшее кошек и дравшее всех подряд, кто не успеет удрать.
Она молчала, и у Сафы возникло ощущение, что его сейчас погонят взашей. Как погнали бы еще лет пять назад. Явился тут к честной женщине. Проститутку нашел.
Иди на Столичный проспект и лови свой триппер. Ощущение было не новое. Сколько раз оно посещало его, когда он глядел на незнакомых женщин, открывавших ему двери и глядевших чистыми какими то чужими взглядами.
– Меня зовут Марина, – сказала она, и все вернулось на круги своя.
Все вы Марины, бесстрастно подумал Сафа и попросил разрешения войти, хотя мог сделать это без приглашения, а в половину квартир его без затей затащили бы за руку. Чего с малолеткой церемониться? Кстати и деньги можно отобрать. Причем все.
Наученный горьким опытом после сладкого секса, при себе Сафа носил только дежурный полтинник. Они прошли на кухню, где Марина продолжила процесс готовки.
Сафу в Женском квартале всегда вели первым делом даже не в спальню, а именно на кухню. Женщины повсеместно что-то готовили и заквашивали. Понятно, если в доме дети, но процессом были заняты даже одинокие. Уже потом Сафа подумал, что таким макаром он стараются убежать от своего одиночества. Вдруг кто-то подобно ему возникнет на пороге? А лишнюю еду потом можно спустить в мусоропровод.
– Какой вы аккуратный, а мой муж вечно ходил дома в трусах, – заметила она.
Еще одна особенность жительниц Женского квартала, они всегда говорят о своих мужьях. Сафа не стал возражать, что в трусах за рулем он бы не смотрелся, и замялся, не зная с чего начать, не штаны же начать снимать. А если снять, то эстетично ли будет потом со штанами под мышкой и, сверкая голой задницей, в спальню идти?
– Можете пока в комнату пройти, я сейчас освобожусь, – пришла женщина ему на помощь.
Хорошая женщина. Участливая. Только грустная.
Сафа зашел в зал с вышедшей из моды еще в прошлом веке многоярусной люстрой со стеклянными висюльками. На пыльном телевизоре (понятное дело, спутниковой тарелки как у Сафы нет, все остальное скупил и изничтожил на корню лучший бизнесмен года Иван Иваныч, гарпун ему в зад) висела цветастая обширная тряпка, в котором он с изумлением узнал чей-то позабытый явно дедовский трусняк.
Марина появилась из-за спины, вернее вылетела, сдернула трусы с телика, стала комкать и мять, словно хотела замесить и поставить в духовку.
– Они,
Она заговорила быстро и бестолково:
– Вы не подумайте, это тестя. Он приходил вчера. Капустки, говорит, занесу.
А он ничего и не подумал. Ну, зашел дедок к давно не использованной по прямому назначению молодой невестке, занес капустки, а между делом неспешно по-стариковски засадил. Наверное, деда мучил склероз, раз он трусы забыл одеть и ушел без них.
Женщина отвернулась к окну, склонила голову к плечу и, стыдливо прикрыв глаза ладошкой, застыла. Плечи ее затряслись. Плачет, понял Сафа и решил по-тихому слинять. Если бабы начинают тосковать, то уговорить их на траханье невозможно, только попусту время тратить. Он еще на остальных этажах не смотрел.
– Какая я дура! – она опять затряслась, и плечи ее колыхались и что особенно волнительно – бедра.
Сафа с изумлением понял, что он прожженный уличный ас ни шиша не понимает в бабах. Она смеялась. И обернув к нему лучащееся озорной улыбкой лицо, извинилась.
И в этот момент словно невидимая стена растаяла между ними. Во всяком случае, Сафа смог вести себя совершенно естественно, а не пыжиться и думать о том, чтобы сохранить эрекцию.
– Давайте я вам телеграмму покажу, – предложила она, повернувшись, на фоне окна обрисовался чудесный абрис женской фигуры, он аж залюбовался.
– Не надо телеграмму! – умоляюще сказал он, но она уже проскользила мимо, окатив запахом домашней женщины.
Он еще успел подумать, что у него никогда не будет жены. Женщина открыла бар и достала свернутый прямоугольник. У крупной товаристой женщины оказалась пикантная маленькая ладошка.
Обратный адрес на телеграмме был обозначен "вахта, п/я 367-832". Сафа прочитал текст, особо не вникая в смысл, такие телеграммы ему уже приходилось видеть.
– Текст как текст, – небрежно бросил он.
– Нет, вы внимательно прочитайте! – настаивала женщина, улыбнувшись.
Сафа неуверенно глянул на нее, что-то в улыбке ее не понравилось, вздохнув, стал читать вслух:
– "Привет, дорогая. У меня все нормально, работаю. Твой Коля". Ну и что?
Она стояла порозовевшая, улыбающаяся. Да она сейчас заплачет, отчего-то был уверен Сафа, хотя ничего этого не предвещало.
– Моего мужа Миша зовут, – произнесла женщина, губы ее мелко- мелко задрожали, грозя поломать весь кайф, выхватила телеграмму и отнесла обратно в бар.
И он увидел целую стопку таких же прямоугольников, и опять женщина положила эту особенную телеграмму отдельно.
– Зря вы так акцентируете на ней внимание, – сказал он и вдруг догадался. – Вы ее… всем своим гостям читаете? И тестю читали?
На этот раз она отреагировала бурно. Пронеслась мимо, схватила трусы, которые успела прибрать на подоконник, с треском распахнула окно и вышвырнула их вон.
– Сволочь! Старый облезлый козел! – крикнула она.
Выплеснув эмоции, она успокоилась и присела рядом. Ей шло слово "присела". На уровне талии возникала вогнутость, все что ниже, волнующе оттопырилось.