Собака — зверь домашний (Первое издание)
Шрифт:
Первые табунки уток опустились в талые места, облюбовали кочки для гнездовья.
Еще падал мокрый снег, но не задерживался на крыше, стекал каплями на низкую завалинку.
Солнце просыпалось рано, заглядывало в сонные окна домов, мерцало в каждой оледеневшей снежинке, и сиял ослепительным светом еще заснеженный вулкан.
А в долине реки уже селилась весна. Весна зеленела в проталинах, голубела в разводьях, соком наливалась в ивовых почках.
Собаки стали ленивее и теряли зимнюю шерсть.
«Весна, — писал Кряжев в своем дневнике. — Снег на улицах
Кряжев поднялся из-за стола.
Дик засуетился: возьми, мол, на улицу.
— Повалишь, черт ты здоровенный. Ну возьму, возьму…
Дик понял, метнулся к двери и стал терпеливо ждать.
Это была вторая его весна. Ему нравилось солнце, теплый снег, длительные прогулки. Больше всего он хотел бы вольно бегать, но Кряжев запрещал. Дик подчинялся.
Черный, с желтыми подпалинами на боках, остроухий, он выделялся в среде своих сородичей. Лучшие качества породистой овчарки унаследовал Дик от матери. Понятливый, он охотно выполнял команды, был ласков, но посторонних встречал враждебно.
Ростом под стать Чингизу, но еще по-щенячьи рыхлый, он уже внушал страх низкорослым псам. Зрелые собаки гордо подходили, бесцеремонно обнюхивали его и тут же оставляли свои метки в знак презрения. Дик поджимал хвост, угрожающе рычал, но не решался проучить обидчиков. Он не знал своей силы. И все-таки лаял на всех, резвился, был возбужден и задирист. Задиристость его носила больше заигрывающий характер.
Видя, что его по-прежнему не признают, он начал исследовать мир: обнюхал следы на снегу, угол дома, дрова и нарту. Нарта ему не понравилась. Он неумело поднял заднюю ногу и слегка напакостил, за что и получил шлепка. Но это не испортило боевого настроя. Дик прыгнул к Нахалке, тявкнул, отскочил и подбежал снова. Ей было не до игры. Она огрызнулась, и Дик остыл.
Кряжев вынес кусочки жареного мяса и стал бросать собакам. Бросил кусок и под ноги Дику. Жулик был тут как тут. Дик показал клыки. Жулик снизу вверх посмотрел на противника. Сравнение было явно не в его пользу. И он с достоинством ретировался. Однако страх ему скрыть не удалось. Дик понял: Жулик его боится.
Жареный кусок понравился не только Жулику. Большим носом шевельнул Пират. Прыжок, другой — Дик, сбитый с ног, отлетел в сторону. Но разбойник не успел съесть мясо. Дик вскочил и бросился на Пирата. Собаки всполошились.
Пират, старый закаленный боец, встретил Дика оскаленной пастью. Оба равные по росту, они поднялись на задние лапы. Упираясь грудь в грудь, ловили момент, чтобы вцепиться
— Разорвут! — Кряжев орудовал палкой, но понял — не разгонишь. Надо бежать за водой.
Медленно, пугающе подходил Чингиз. Правый обломанный клык его обнажился. Секунда — и львиная голова опустилась на холку Пирата. В следующий момент Чингиз оторвал его от земли и, как ягненка, бросил через свою широкую спину.
Кряжев такого броска никогда не видел. Чингиз стоял, раздув бока, грозный и величественный. Собаки рассыпались, будто этого и ждали. А Дик-то, Дик, — он оказался мстительным. Вскочил и бросился на Жулика. Когда Кряжев подбежал и разжал палкой его черную пасть, бедный Жулик был мертв.
Пароход еще не бросил якорь, а на берегу уже толпились жители поселка. Приход судна предвещал начало летней навигации. Первый пароход — это событие радостное и долгожданное. На пароходе — снабжение, оборудование и новые люди. Прибыл и капитан — замена Кряжеву.
Кряжев сдал катер. Выслушал совет Федотыча:
— Ну что ж, на рыбозавод — это неплохо. Если решил, то поспешай, пока снег лежит. Май у нас коварный. Снег, снег, а завтра, глядишь, и зелено. Но здесь всего-то десяток миль по прямой. Держись долиной вдоль речки, а там через сопку и спустишься прямо в рыбацкий поселок. Выходи пораньше, к обеду прискочишь. На пути попадется теплое озеро. Если не был там, обязательно зайди…
Кряжев уладил конторские дела и весь день готовился.
«Завтра с рассветом выйду, — решил он. — Доберусь. Не велико расстояние. Эх, с нартой бы… Но куда собак? Самого примут ли? Жаль расставаться с четвероногими. Дика возьму. Хоть на материк, а с ним уеду. Остальные пусть живут, как жили».
Ночь прошла быстро. Казалось, только что уснул, а уже рассвет. Будильник надрывается от звона.
Кряжев поднялся, оделся, осмотрел комнату, не забыл ли чего, и вышел, плотнее прикрыв дверь. Солнце не поднялось, но восток озарялся алым светом.
— Ну что, Дик, присядем на дорожку? Сидеть! Сиди, голубчик, сиди! А то умчишься, жди тебя, а мне, брат, спешить надо.
Пес послушно сел рядом, а Кряжев крикнул:
— Шпик! Сонька! Ко мне!
Собаки лениво подходили, Кряжев говорил ласковые слова, гладил их линялую шерсть.
— Эх вы, псины… Скучно без вас будет, скучно. Зато вы отдохнете. Никто вас не поставит в нарту.
— Чингиз! Чингиз! Ну поди сюда, Чингиз!
Чингиз повел рыжими глазами и неохотно пошел на зов.
Дик сидел, как вкопанный, но вдруг ощетинился и пошел на Чингиза. Такой же рослый, чуть длиннее, он нервно подергивал верхней губой, и длинные острые клыки его сверкали белой эмалью.