Соблазн для Щелкунчика
Шрифт:
– Но как мы будем объяснять, почему на джемпере вашего подзащитного обнаружены продукты выстрела; а в автомате – шерсть собаки моего Петренко? Почему они, в конце концов, не остановились по требованию сотрудников ГИБДД?
– А мы ничего доказывать не обязаны! Не слышали такую прописную истину? Доказывать будет прокурор.
– Но так как же…
– Десять минут истекли. Прошу прощения! Скажу по секрету, дорогая, вам потрясно идет этот красный платок!
Дьяков, подхватив под мышку увесистое собрание деловых бумаг, послал Елизавете воздушный поцелуй и растворился, как утренний сон. Дубровская же, огорченно смотря ему вслед, поняла, что надеяться ей придется только на свои
В мечтах Елизавета всегда видела себя звездой своей профессии. Громкие дела и не менее громкие аплодисменты в ее честь; хитросплетенная интрига уголовных дел и не менее хитрый защитник, с ловкостью фокусника распутывающий клубок человеческих страстей; внушительные гонорары и широкая известность… Увы! Реальность была куда как беднее этих грез. Российский уголовный процесс не предполагал неожиданных поворотов событий, как иногда случалось в американских фильмах. Суд присяжных вершился пока только в некоторых регионах, а обычный порядок уголовного судопроизводства был часто предсказуем и небогат на сенсации. Если и случались победы адвокатов, то в основе их лежали либо счастливое стечение обстоятельств, либо сомнительные способы защиты. Но Дубровская была молода, крайне самонадеянна и твердо верила, что какие-то перемены в скором будущем все равно произойдут.
Рассматривая свое отражение в зеркале, Лиза понимала, что ее образу недостает какой-то респектабельности. Нет, боже упаси! Она не хотела быть старше, но ее деловой имидж нуждался в некоторой доработке. Необходима была деталь, подчеркивающая ее индивидуальность, которая стала бы фирменным знаком, чертой, отличающей от других представителей ее профессии. Будучи девушкой начитанной, Лиза перебрала в уме всю соответствующую литературу и даже заглянула в кинематограф. У Шерлока Холмса была скрипка, У Мегрэ – трубка, у Коломбо – мятый плащ. Конечно, это были сыщики, и все они были мужчины. Но девушку это не смущало.
Понятно, что трубка или даже сигарета ее бы мало украсили, мятая юбка и пиджак – тоже не лучший вариант. Может, сделать какую-нибудь немыслимую прическу или татуировку на видном месте? Повертевшись перед зеркалом и так и эдак, Елизавета сделала вывод, что у нее весьма романтическая наружность: выразительные карие глаза с золотистыми искорками; удивительная кожа, не бледная, а именно ослепительно белая; по контрасту – темно-каштановые волосы до плеч; красивое миниатюрное тело. Если бы ей прибавить росточка, не меняя, впрочем, иных пропорций, она смело бы вышагивала по подиуму. Но теперь только каблуки устрашающей крутизны помогали ей чувствовать себя полноценно рядом с длинноногими девчонками-бройлерами. Понятно, что при такой внешности нечто экстремально-радикальное было бы не к месту. Лиза малость повздыхала и остановила свой взгляд на красном шейном платке, в котором она была накануне. В конце концов, платки можно менять. Они красивы, необычны и, глядишь, какой-никакой аксессуар, способный выделить ее из толпы.
Она проверила, все ли у нее в порядке, побрызгалась любимыми духами и помчалась навстречу неожиданностям. Сегодня был первый день процесса, в котором она, Лиза Дубровская, выступает как платный адвокат, а не как назначенный защитник. Дубровская и собиралась показать себя с лучшей стороны.
Областной суд по праву считался одним из лучших в стране. Над отделкой его залов судебных заседаний, просторных холлов и светлых коридоров трудилось, видимо, немало дизайнеров. Выдержанное в строгом классическом стиле с обилием мрамора и дерева, здание Дворца правосудия поражало своей монументальностью. Леденила кровь и статуя слепой Фемиды, воздвигнутая напротив центрального входа. Никто из посетителей не мечтал оказаться на ее весах. Более того, меч в руках богини красноречиво свидетельствовал: со мной шутки плохи!
Елизавета, показав удостоверение судебным приставам, поспешила к залу заседаний. Огромная толпа свидетелей, потерпевших, просто сочувствующих наполнила холл. Пресса уже просочилась в эту кашу, и теперь необычайно яркая, как птичка колибри, журналистка вела опрос присутствующих.
– Я не ожидаю сюрпризов, – говорила вальяжная дама в бесспорно дорогом костюме. – Все ясно и понятно. На скамье подсудимых – убийцы. Думаю, защита будет вести речь только о мере наказания. Вопросы вины и невиновности здесь рассматриваться не будут. Картина преступления – очевидна. Но я и моя коллега, выражая в этом процессе интересы потерпевших лиц, которые потеряли близких и родных людей, будем стремиться к тому, чтобы наказание стало для виновных максимально суровым.
Дубровская вздрогнула. Да это же известная Савицкая Вера Мироновна! Впрочем, чему тут удивляться? Убитый Макаров – фигура легендарная, несомненно, популярная и неоднозначная. Вполне понятно, что его родственники и знакомые, потеряв надежную опору и кладезь материальных благ, желают во что бы то ни стало наказать виновных. Им мало прокурора, им нужны по-настоящему заинтересованные люди. Вот они и выбрали знаменитую Савицкую. А ей палец в рот не клади – откусит ко всем чертям. Лиза тихо застонала. Похоже, они с озабоченным Дьяковым станут легкой закуской перед основным блюдом – Петренко и Переваловым. Ну, Дьякову, положим, море по колено. Стоит, улыбается и почему-то показывает пальцем в сторону Елизаветы. А сам наверняка уже забыл фамилию своего подзащитного.
К Елизавете стремительно подлетела дамочка-журналистка. Смерив ее с головы до пят изучающим взглядом, она на секунду задержалась на алом шейном платке, но тут же выпалила:
– Виолетта Скороходова, газета «Вечерний Урал». Что вы можете сказать о грядущем процессе?
– Комментариев не будет! – решительно отрезала Дубровская.
Это, по всей видимости, не понравилось журналистке. Уничтожив адвоката презрительной гримасой, Виолетта черкнула что-то на листке бумаги и гордо удалилась. Лиза терпеть не могла таких особ. Разряженная, с претензией на неповторимость и светскость, дамочка явно страдала отсутствием меры. Слишком яркая блуза, чересчур броский макияж, какие-то цепи, браслеты, заколки раздражали собеседника и явно диссонировали с обстановкой в этом судебном заведении.
К Лизе поспешили Марина Петренко и Полич.
– Готовы к бою? – ободряюще подмигнул Виктор Павлович. – Тогда с богом!
– Сегодня боя не будет. Прокурор начнет оглашать обвинительное заключение. Главное – еще впереди.
Лиза волновалась и тайно желала, чтобы период неопределенности продолжался и дальше. Эти люди, хотя и понимают тщетность усилий защиты, но все же верят в чудо. Но этого чуда не произойдет. Как она будет смотреть им в глаза, когда зачитают приговор? Страшно! Дубровская хотела выглядеть уверенной, но улыбка предательски сползала с лица. Увидев, что двери зала открыли, она облегченно вздохнула и направилась к своему рабочему месту.
Подсудимые уже смирно сидели в клетке.
Елизавета подошла к Петренко.
– Как настроение? Будем бороться?
Тот буркнул:
– Не смешите! Скажите лучше, Марина здесь?
– Конечно. Только она – свидетель и поэтому присутствовать в зале до своего допроса не сможет. Зато здесь Полич.
Сергей оглядел зал и, встретившись взглядом со своим бывшим патроном, поднял для приветствия руку.
– Королевна моя! Ваша красота ранит мне сердце, – придвинулся к Елизавете Дьяков.