Соблазнительница
Шрифт:
Они оказались на небольшой мощеной площадке, окруженной низкой каменной стеной и затененной большими деревьями; здесь было гораздо прохладнее, чем в теплице. Отсюда неожиданно открылся вид на неглубокую долину перед Калвертон-Чейзом. Амелия огляделась, пытаясь сориентироваться. Ферма располагалась за тенистыми деревьями правее и чуть дальше конюшен и псарен. Налево лежала долина, дремлющая под летним зноем.
Амелия подошла к низкой каменной стене, за которой был склон, а дальше лужайка. От теплицы ступени спускались вниз, на дорожку, ведущую к парадной
— Мне казалось, что я знаю все, но здесь я никогда не бывала.
Люк подошел к ней сзади и, глядя на долину, которая была ему так же знакома, как материнское лицо, произнес:
— У тебя будет достаточно времени, чтобы познакомиться с каждым уголком имения.
Амелия вздрогнула, потому что никак не ожидала, что он так близко. Она повернулась, а он шагнул еще ближе, и она оказалась между ним и стеной, доходившей ей до бедер.
Она замерла, затаив дыхание.
Он обнял ее за плечи и наклонился к ней. Может, он и пляшет под ее дудку, но это не означает, что он не может быть ведущим.
Он коснулся губами того места, где плечи ее переходили в шею, и она задрожала. Его руки скользнули вниз по ее рукам, затем на талию и крепко прижали ее к нему. На мгновение остановившись, чтобы насладиться ее телом, податливым и соблазнительным, он прошептал ей в висок:
— Зачем?
Она отозвалась тоже шепотом:
— Что — зачем?
— Зачем ты — не могу найти лучшего слова — соблазняешь меня?
Она подумала.
— А разве тебе это не нравится?
— Я не жалуюсь, но ты могла бы обойтись меньшим количеством уроков от знатока.
Она рассмеялась, сплела пальцы с его пальцами.
— И что тогда?
— Когда ты заманиваешь свою жертву в комнату, чтобы соблазнить, неплохо бы запереть дверь.
— Я это запомню. — В ее голосе был смех. — Еще что-нибудь?
— Если ты намерена использовать какое-то экзотическое место, разумно будет сначала провести рекогносцировку.
Она вздохнула:
— Я никак не думала, что теплица — экзотическое место. — И добавила, помолчав: — Но все равно сейчас слишком жарко.
— Ты так и не сказала мне зачем.
Амелия узнала интонацию в его голосе, поняла, что от ответа уклониться не удастся.
— Потому что я думала, что тебе это нравится. — Это было до некоторой степени правдой. — Это так?
— Да. А тебе?
Она улыбнулась:
— Ну конечно.
— Что тебе нравится больше всего?
Поскольку она ответила не сразу, он уточнил:
— Когда я трогаю твои груди, когда я трогаю тебя там?..
— Когда ты входишь в меня. — Ей стало жарко и становилось жарче с каждым мгновением. — Когда ты во мне и я могу тебя там удерживать.
Последовала долгая пауза.
— Интересно.
Она не собиралась дать этой возможности ускользнуть.
— А что нравится тебе больше всего?
Он ответил почти сразу:
— Иметь тебя.
— Но как? Когда я одета или голая?
Последовал короткий смешок.
— Голая.
— А ты? Голый или одетый?
Он задумался и наконец ответил:
— И то и другое. Зависит от обстоятельств. Значит, ты хочешь знать, что нравится мне?
— Да. — Это слово прозвучало очень четко.
— Мне нравится, когда мы оба голые лежим в постели.
Прежде чем она успела задать следующий вопрос, он снова склонился к ней и начал ласкать губами ее ухо, а потом спустился ниже.
— В любое время, днем или ночью…
Эти слова повисли в воздухе рядом с ними; день был мирный, спокойный, тихий. Воздух загустел от солнечного тепла и, казалось, еще больше от невысказанных предложений.
Дышать было трудно, не только потому, что его руки тяжело лежали у нее на талии, не только потому, что она ощущала его силу и ту подавляющую чувственную мощь, которая окутала ее. В этом отношении она уже была его пленницей; вызов был брошен, но еще ничто не решено — она должна ответить, должна согласиться.
— Да. — Она выдохнула это слово и почувствовала, как его пальцы сжали ее сильнее.
Тогда он взял ее за руку и посмотрел на дом.
— Пошли.
Он провел ее вниз по ступеням, вдоль тропы на аллею и подошел к передней двери. Неторопливо. Вместо того чтобы успокоить ее натянутые нервы, эта подчеркнутая неторопливость только вызвала еще большее напряжение. Он держался как имеющий право делать с ней все, что ему захочется.
Как оно и было на самом деле.
Они вошли в парадный холл и услышали отдаленные голоса — слуги работали в прохладе дома, деловитые и веселые, — но когда они поднялись по лестнице, все звуки замерли вдали.
Тишина окутала их; они вошли в свою комнату, и весь мир отступил.
Это был его дом, и она была в нем хозяйкой. Это воистину была их крепость. Он вошел, ведя ее за собой, и запер дверь. Замок закрылся с тихим щелчком.
Занавески были задернуты, защищая от жары и солнечного света. Золотистый свет проникал сквозь них, освещая гавань тишины, не жаркую, не холодную. Их гавань.
Амелия подошла к кровати и оглянулась.
Люк шел за ней, но остановился, сбросил фрак и начал расстегивать рубашку.
Она последовала его примеру.
Когда ее сорочка упала на пол, он был уже обнажен и лежал, распростершись, на кровати, опираясь на локоть и глядя на нее. Подушки были разбросаны на шелковой простыне.
Она окинула взглядом его всего, с головы до пят. Навер ное, он знает, как великолепно выглядит в полной боевой готовности. Почувствовав его взгляд на своем теле, она легла рядом.
Вечер исчез в золотистых часах восторга, глубокого чувственного блаженства. Он вел, она следовала за ним, но бразды правления не раз передавались из рук в руки. Было слишком жарко, чтобы лежать, прижавшись телами. Было слишком жарко, чтобы замечать намеки и побуждения другого. По невысказанному согласию они отложили все надежды и страхи, все нужды и потребности, которые двигали ими за пределами этой комнаты. Они целеустремленно и безоглядно отдались текущему моменту, чувственному, физическому и тому, что лежало за его пределами.