Соблазняя
Шрифт:
«Нет, – подумала она. – Я просто не могу этого сделать».
Теперь она ощущала нарастающий гнев.
Натянутым голосом она произнесла:
– Мне очень жаль, что ты так считаешь. Я не передумаю. Завтра я еду в Квантико.
Райан уставился на неё, не веря своим ушам.
Райли встала из-за стола и сказала:
– В холодильнике чизкейк. Я устала. Приму душ и лягу спать.
Прежде чем Райан успел ответить, Райли скрылась в ванной. Несколько минут она плакала, а потом долго стояла под горячим душем. Когда она надела тапочки и халат
Райли пошла в спальню, забралась в постель и снова заплакала.
Вытерев глаза и высморкавшись, она задумалась…
Почему я так злюсь?
Райан не прав?
Виноват ли он хоть в чём-то?
Её мысли были в таком хаос, что она ни о чём не могла думать. И ужасное воспоминание начало подкрадываться к ней: как она проснулась в этой постели с острой болью, а потом увидела лужу крови…
Мой выкидыш.
Она поймала себя на мысли: не по этой ли причине Райан не хочет, чтобы она пошла в ФБР? Дело о Клоуне-убийце сильно взволновало её. Но врач в больнице заверила её, что стресс не имеет никакого отношения к выкидышу.
Она сказала, что его вызвали «хромосомные аномалии».
Теперь это слово встревожило Райли.
Аномалии.
Неужели она действительно ненормальна глубоко внутри, там, где это действительно имеет значение?
Неужели она не способна на длительные отношения, не говоря уже о семье?
Засыпая, она чувствовала, что наверняка знает только одно.
Завтра я еду в Квантико.
Она заснула прежде, чем успела подумать о том, что будет происходить после этого.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Услышав тихий стон женщины, мужчина обрадовался. Он знал, что ей уже пора прийти в сознание. Действительно, её глаза слегка приоткрылись.
Она лежала на боку на грубо сколоченном деревянном столе в комнатушке с земляным полом, стенами из шлакоблоков и низким деревянным потолком. Она была крепко связана в такой позе – свернувшись калачиком, – а рот её заклеен скотчем. Её ноги были согнуты под острым углом и крепко привязаны к груди, а руки – в обхват голеней. Голова женщины была прижата к коленям.
Она напомнила ему фотографии человеческих зародышей, а также эмбрионы, которые он иногда находил, разбивая свежее яйцо от одной из его кур. Она выглядела такой кроткой и невинной, трогательное зрелище.
Но в основном, конечно, она напоминала ему другую женщину – кажется, её звали Элис. Когда-то он думал, что всё дело ограничится Элис, но потом ему это понравилось. А в его жизни так мало удовольствий! Разве он мог остановиться?
– Мне больно, – пробормотала женщина, словно во сне. – Почему так больно?
Конечно, потому, что она лежит на толстой колючей
Он тоже страдал и истекал кровью. Он порезался, затаскивая её в грузовик с колючей проволокой. Это оказалось трудней, чем он думал, потому что она сопротивлялась сильнее той, другой.
Она извивалась и вырывалась, пока его самодельный хлороформ не начал действовать. Тогда её сопротивление ослабло, и он, наконец, смог сделать то, что хотел.
Тем не менее, его не слишком беспокоили раны от острых шипов. По опыту он знал, что такие порезы заживают довольно быстро, хоть и оставляют уродливые шрамы.
Он наклонился и внимательно посмотрел ей в лицо.
Теперь её глаза были открыты максимально широко. Её зрачки забегали, когда она посмотрела на него.
«Всё ещё старается не смотреть на меня», – понял он.
Все вели себя так по отношению к нему, где угодно. Он не винил людей за их попытки сделать вид, будто он невидим или что его вообще не существует. Иногда он смотрел в зеркало и притворялся, что способен и впрямь исчезнуть.
Затем женщина снова пробормотала:
– Больно…
Помимо порезов у неё должна была раскалываться голова от большой дозы самодельного хлороформа. Когда он в первый раз приготовил смесь прямо здесь, он сам чуть не потерял сознание, а потом несколько дней страдал от головной боли. Но препарат работал очень хорошо, поэтому он продолжал использовать его.
Теперь он был полностью готов ко всему, что будет происходить. На нём были толстые рабочие перчатки и толстая куртка. Больше он не поранится, пока будет делать своё дело.
Он принялся обрабатывать массу колючей проволоки кусачками. Затем он туго обмотал её вокруг тела женщины и скрутил концы в импровизированные узлы, чтобы удержать проволоку на месте.
Женщина издавала пронзительные стоны, пытаясь высвободиться от связывающей её клейкой ленты, а шипы пронзали её кожу и одежду.
Продолжая работать, он сказал:
– Ты не обязана молчать. Можешь кричать, если хочешь. Если тебе так будет легче.
Он, конечно, не беспокоился, что кто-нибудь услышит её.
Она всхлипнула громче и, кажется, попыталась закричать, но голос её ослаб.
Он усмехнулся себе под нос. Он знал, что на нормальный крик у неё не хватит воздуха – помешают ноги, привязанные к груди.
Он обмотал вокруг неё еще один кусок колючей проволоки и туго натянул его, наблюдая, как кровь капает из мест, где колючки пронзают её плоть под одеждой, пропитывая ткань, растекаясь и оставляя пятна намного шире самой раны.
Он продолжал обматывать её, пока она не превратилась в огромный проволочный кокон, ничем не напоминающий человека. Свёрток издавал всевозможные странные негромкие звуки – вздохи, всхлипывания и стоны. Кровь стекала и капала тут и там, пока вся поверхность стола не покраснела.