Собор
Шрифт:
– Попытаюсь.
Но он уже все выяснил и разработал в уме маршрут для побега, чтобы выбраться отсюда живым, если переговоры сорвутся.
Фрэнк Галлахер выглянул из южного трифория. Все, похоже, заняли свои места. Прямо напротив находился Фаррелл. Салливан, как он заметил, стрелял глазами в сторону Абби Боланд, пост которой располагался в противоположном нефе. Джин Корней и Артур Налти раскладывали костры на чердаке и о чем-то договаривались – без сомнения, о том, как перед смертью трахнуться. Над склепом был пост Пэда – брата Меган, он следил за входом в ризницу. Очень молодой,
Перед Дивайном и Маллинсом открывается самый красивый вид, подумал Галлахер, но, вероятно, там холоднее всего. Меган, Хики и Флинн носились по всему собору, словно озабоченные хозяева, которые хлопочут перед вечеринкой, продумывая, как рассадить гостей и создать нужную атмосферу.
Фрэнк снял шелковый парадный яркий шарф распорядителя демонстрации и швырнул его на пол. Затем поднял винтовку и навел ее на церковные хоры – в прицел попал Лири, и Галлахер быстро опустил оружие. Он не хотел целиться в Лири, не хотел иметь с ним никаких дел. Он всегда сторонился его, как сторонился темных аллей и заразных больных.
Затем Галлахер взглянул вниз, на заложников. Он получил четкий приказ: «Если они будут уходить из храма одни, без сопровождения, стреляй в них». Вспомнив приказ, Фрэнк пристально посмотрел на кардинала. Так или иначе, он должен обсудить то, что он сейчас делает, лично с кардиналом или со своим духовником. Но позже – когда все кончится и люди поймут, какое славное и достойное дело они осуществили.
Глава 19
Морин наблюдала за передвижениями Флинна по собору. Тот шагал довольно быстро и целеустремленно, о чем-то размышляя на ходу. Она поняла, что он возбужден и доволен собой. Затем она посмотрела на кардинала, сидящего прямо напротив нее. Морин завидовала его спокойствию и твердой уверенности, что он невинная жертва и, возможно, мученик. Про себя и Бакстера сказать так она не могла. Они попали в такое положение отчасти по своей вине, а отчасти потому, что не прислушались к дурным предчувствиям. Это может помешать им противостоять давлению, которому они, по всей видимости, подвергнутся через несколько часов или дней.
Морин быстро огляделась, чуть задержав взгляд на трифориях и церковных хорах. «Неплохая работа, Брайен, но у тебя слишком мало людей», – подумала она. Морин попыталась вспомнить лица тех, кого успела разглядеть, – вроде она их видела раньше, кроме Галлахера и Дивайна. О Меган и Пэде Фитцджеральдах она знала от их брата Томми. Что сталось со всеми теми людьми, которых раньше она называла братьями и сестрами? Они теперь в лагерях или в могилах. Остались их родственники, втянувшиеся в вековую круговерть кровной мести, ставшей главной особенностью войны, ведущейся ирландцами.
Конец ей придет лишь тогда, когда все ирландцы перемрут или их перебьют на войне.
– Если быстро подбежать к дверям южного трансепта, – предложила Морин Бакстеру, – то можно оказаться в вестибюле, укрытом от огня снайперов, прежде чем они опомнятся. Я могу обезвредить почти любую мину за несколько секунд. Они не успеют добежать до вестибюля, как мы окажемся
Бакстер взглянул на нее:
– О чем это вы ведете разговор?
– О том, как выбраться отсюда живыми.
– Посмотрите наверх. Там пять снайперов. К тому же мы не сможем уйти и бросить кардинала и отца Мёрфи.
– Они могут бежать с нами.
– Вы сумасшедшая? Об этом и речи не может быть
– Я буду поступать, как хочу, черт побери!
Бакстер увидел, что она напряжена как натянутая струна, и взял Морин за руку.
– Нет. Вы не сделаете этого. Послушайте, у нас есть шанс освободиться, если…
– Нет, у нас нет больше никаких шансов! Из их разговоров я поняла, что они требуют освобождения заключенных из лагерей. Думаете, ваше правительство пойдет на это?
– Я… Я уверен, что-нибудь можно придумать…
– Вы чертов долдон, а не дипломат. Я знаю этих людей лучше, чем вы, и знаю позицию вашего правительства относительно ирландских террористов. Никаких переговоров не будет. Всякая болтовня кончена.
– …Но мы должны выждать более удобный момент. Нужен какой-то план.
Морин попыталась освободить свою руку, но Бакстер крепко держал ее. Она заговорила снова:
– Я не дам и шиллинга за пленного, который сумеет спокойно стоять перед расстрельной командой лишь потому, что выжидал удобного момента для побега. А такой удобный момент, согласно уставу ваших солдат, наступает сразу же после пленения. Нужно бежать до того, как враг успокоится, перед тем, как он разберется, что к чему. Мы уже и так засиделись здесь. Бежим вместе.
– Нет. Позвольте мне что-нибудь придумать, что-нибудь не такое самоубийственное.
– Послушайте меня, Бакстер, у нас нет больше никакой возможности выйти отсюда. Мы должны действовать немедленно. Находиться здесь для нас с вами – все равно что умереть. Кардиналу и священнику еще могут сохранить жизнь, но нам с вами – никогда.
– Хорошо… – Бакстер глубоко вздохнул и продолжал: – Возможно, мне грозит смерть… Но вы же знаете этого парня, Флинна. Разве вы не были вместе в ИРА?
– Мы были любовниками. Это еще одна причина, по которой я не должна оставаться здесь и надеяться, что он не расстреляет меня сразу.
– Понятно. Ну, что ж, если вы хотите совершить самоубийство, это одно дело. Но не говорите мне, что пытаетесь убежать. И не вмешивайте меня в это бессмысленное самоубийство, я не хочу умирать вместе с вами.
– Позднее вы будете сами молить, чтобы вас поскорее расстреляли.
Бакстер спокойно ответил на ее саркастическую реплику:
– Если удобный случай представится, я попытаюсь бежать. – Он снова взглянул на Морин. – Если же нет, значит, когда придет время, надеюсь, умру достойно.
– Я тоже надеюсь. А сейчас отпустите мою руку. Ладно, я подожду. Но если нас свяжут и бросят в склеп или в какое-нибудь подобное место, где вы будете метаться от боли в разбитых коленях, вы вспомните о том, что мы могли убежать. Вам известно, как поступают: продержат на коленях несколько часов, перед тем, как выстрелить в сердце.
Бакстер глубоко вздохнул:
– Полагаю, что мне недостает живого воображения, чтобы от испуга пытаться что-нибудь предпринять… Но вы нарисовали мне потрясающе полную картину. – Он отпустил ее руку и сидел, глядя на нее искоса, но Морин внешне оставалась вполне спокойной. – Не надо волноваться.