Собор
Шрифт:
– А почему бы мне не поговорить сразу с офицером более высокого ранга? – ответил Флинн вопросом на вопрос. В его голосе явно слышалась насмешка.
– Нет связи. Если бы вы выключили заглушающее устройство…
Флинн рассмеялся, а затем внезапно спросил:
– Кто-нибудь погиб?
Руки Бурка, лежащие на медных прутьях двери, стали липкими от пота.
– Кто знает… в такой неуправляемой толпе… комиссар полиции Двайер… умер от сердечного приступа, – медленно выдавливал из себя слова Бурк, а вслед за этим быстро добавил: – Вы не будете впутаны в это дело, если сдадитесь сейчас. Вы просто изложите свои соображения.
– Я вовсе не думал
– Нет. Ваши люди видели с башен женщину-полицейского. А мужчина – это я.
– Так это вы там были? – рассмеялся Флинн, но смех его прервался так же неожиданно, как прозвучал. Подумав немного, он добавил: – Ну, что же, это меняет ситуацию.
– Почему?
– Позвольте заметить, что в таком случае вряд ли вы работаете на некоего англичанина, одного из моих знакомых… – Флинн вновь на мгновение задумался. – У вас где-нибудь в одежде есть микропередатчик? Наш разговор не прослушивается там, в коридорах?
– У меня нет никакого передатчика. И я не знаю ничего о коридорах.
Флинн вынул из кармана детектор в форме авторучки и провел им по телу Бурка.
– Думаю, верить вам можно, хотя вы офицер службы сыска и занимаетесь охотой на ирландских патриотов – вроде меня.
– Я выполняю свои обязанности.
– Да. И неплохо справляетесь. – Флинн посмотрел на Бурка с интересом. – Универсальная ищейка. Неотступно идет по следу. С дьявольски хорошим нюхом. Вечно желающая все и вся знать. Я знавал подобных вам в Лондоне, Белфасте и Дублине. – Флинн еще раз внимательно посмотрел на Бурка, вытащил из кармана сложенный лист бумаги и протянул ему через решетку двери. – В любом случае, думаю, пусть лучше вы, чем кто-нибудь другой. Здесь список из ста тридцати семи мужчин и женщин, содержащихся в британских лагерях для интернированных в Северной Ирландии и Англии. Я требую, чтобы этих людей отпустили до восхода солнца, то есть до шести часов трех минут по нью-йоркскому времени. Пусть их доставят в Дублин, а британское и ирландское правительства амнистируют их, а заодно предоставят политическое убежище на юге Ирландии, если они того пожелают. Освобождение и переправка их на юг должны проходить под наблюдением Международного Красного Креста и Международной Амнистии. И когда я получу сообщения из этих двух организаций, что все сделано, мы отдадим вам ваш собор и отпустим заложников. Если же до восхода солнца мои требования не будут выполнены, я сброшу сэра Гарольда Бакстера с колокольни, а вслед за ним, в произвольном порядке, кардинала, отца Мёрфи и Морин Мелон. После этого я подожгу собор. Вы верите мне, лейтенант Бурк?
– Я верю вам.
– Хорошо. Важно, чтобы вы знали, что у каждого из моих фениев по крайней мере хоть один близкий родственник находится в заключении. Также важно, чтобы вы знали, что для нас нет ничего святого: ни церковь, ни священнослужители, ни человеческая жизнь, ни человечество вообще.
– Уверен, что вы сделаете все, о чем сказали.
– Хорошо. И вы должны передать не только эти требования, но и саму сущность и дух того, о чем я говорю. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Да, понимаю.
– Думаю, до вас дошло. Ну а что касается нас, то сейчас наша главная цель – воссоединиться с нашими родственниками, и мы не собираемся садиться в тюрьму вместо них. Нам необходима правовая неприкосновенность. После того, как мы уйдем отсюда, сами доберемся на машинах до аэропорта Кеннеди и разлетимся из Нью-Йорка в разные стороны. У нас есть паспорта и деньги, и нам ничего не нужно от вас и от вашего правительства, кроме разрешения на выезд. Понятно?
– Да.
Флинн придвинулся к Бурку почти вплотную.
– Я знаю, о чем вы сейчас думаете, лейтенант Бурк, – можем ли мы высказать наши требования или лучше не заикаться о них? Я понимаю, что ваше правительство и нью-йоркский департамент полиции получат возможность великолепного исторического прецедента, небывалого прежде: отклонить требования, выдвигаемые под угрозой оружия. И это может случиться еще до восхода солнца. Но, видите ли, у нас на руках все карты для выигрыша в покер: валет, дама, король, туз и Собор.
Бурк откашлялся, чтобы голос его звучал более твердо.
– Я думаю, что правительство Великобритании…
– Это скорее проблема Вашингтона, а не моя.
– Да, это так.
– А сейчас уходите. И связь со мной будете держать только по телефону, который стоит на органе в алтаре. Мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь шастал здесь.
Бурк кивнул в знак согласия.
– А вам надо получше следить, чтобы ваши ковбои ничего не вытворяли по собственному усмотрению, – продолжал Флинн.
– Я послежу за ними, – заверил Бурк.
Флинн кивнул головой.
– Далеко не уходите, лейтенант, возможно, мы еще увидимся.
Он повернулся, медленно поднялся по ступенькам и исчез за углом правой лестницы.
Бурк посмотрел на молодого человека, все еще стоящего на коленях и держащего наготове «томпсон», и тот резко махнул стволом в сторону, дав понять Бурку, чтобы тот отваливал. Неторопливо отпустив створки дверей и вытерев влажные ладони о пальто, Бурк прикурил сигарету и начал спускаться вниз по ступенькам к проходу в коридор.
Он был рад, что ему не придется больше иметь дело с этим человеком – Брайеном Флинном, взявшим странный псевдоним – Финн Мак-Камейл. Ему стало жаль Берта Шрёдера, которому предстоит заниматься этим делом.
Капитан Берт Шрёдер стоял у края фонтана на площади Великой армии и курил короткую, толстую сигару. Легкий мокрый снег слегка припорошил его широкие плечи и таял на дорогом пальто. Он наблюдал за толпой, которая медленно двигалась по освещенным улицам. Некоторое подобие порядка уже было восстановлено, но Шрёдер сомневался, что ему удастся заехать за дочерью и устроить семейный ужин.
На демонстрации он шагал в колонне графства Тайрон, откуда была родом его мать. Теперь колонна рассыпалась, демонстранты разбежались кто куда, а он стоял один-одинешенек, сам не зная зачем, но печенками чуял, что его вот-вот вызовут для какого-то срочного дела.
Он посмотрел на часы, затем пробрался сквозь толпу к патрульной машине, припаркованной на Пятой авеню, и заглянул в окно.
– Есть какие-нибудь новости?
– Нет, сэр. Радио все еще не работает, – ответил патрульный полицейский.
Берта охватила ярость от того, что парад и манифестация бесславно закончились, а он не знает, к кому можно обратиться. Голос патрульного прервал его мрачные мысли:
– Толпа уже заметно поредела, и я могу отвезти вас куда надо.
– Нет, – подумав, ответил Шрёдер и проверил, включен ли его биппер, прикрепленный к поясу. – Эта штуковина молчит. Но не уезжай далеко – ты мне можешь понадобиться. – Только Берт произнес последнее слово, как раздался писк биппера, и он почувствовал, как привычно забилось его сердце. Отбросив в сторону недокуренную сигару, он выключил прибор.