Собрание произведений в одном томе
Шрифт:
Он там затих, в Нью-Йорке. А я ему говорю:
– Еще раз скажешь: «Вас вызывает Нью-Йорк», – всю жизнь по батареям будешь перестукиваться.
Унялся он, куда-то выпивать пошел. Я, конечно, извинился перед отелем «Уолдорф-Астория», мол, это по культурному обмену, человек-сатирик, а с телефонами у нас все в порядке, вы же со мной не по трубе разговариваете.
Всех успокоил, себе – валидол и продолжал работать… Вот вы въезжаете в новый дом, уже есть розетки, радио, водопровод, канализация, электричество. Не легче тянуть. А почему нет телефона?.. Вам же ей позвонить, как воды из крана напиться. Людям же надо общаться. А почему нет телефона?!
Думаете, он начальник АТС – он ответит. Так вот, я – начальник АТС.
Ну что такое Ойстрах?
Ну что такое Ойстрах? Отнимите у него смычок, скрипку, костюм, авторучку. Кто будет перед вами?
А Рихтер? Крики: «Рихтер! Рихтер!» Отнимите у него рояль, отнимите оркестр, ноты, не впускайте публику и не разрешайте напевать. Где Рихтер? Где? А кто перед вами? А такой, как я, он, или он, или я, или ты.
А где будет ваш автоинспектор? Все кричат: «Автоинспектор! Автоинспектор!» Отнимите у него свисток, форму, пистолетик и палку полосатую. Может надрываться на любом перекрестке – никто не притормозит. Только если велосипедиста схватит за лицо пятерней – тот остановится, но может вступить в ответную драку, потому что кто перед ним? Автоинспектор? А на ногах у него что? Босоножки!
Теперь отними у нас… Нет… Дай нам… Или нет… Отними у нас… одежду… Ну, еще поделить людей на две половины сумеем, а дальше что? Ничего… Пляж… Страна северная, значит, не пляж… Кто кого слушает? Физически слабые слушают всех. Физически сильные поступают, как сами могут сообразить. А как они сами могут сообразить? А как военных узнать? Любой лось, зашедший в город, плюнет на любого военного или толкнет… а у того даже топнуть нечем… Босиком – и под бокс.
Поэтому надо очень цепляться за то, кто что имеет. Жена хорошая – держи жену. Рояль – держи рояль. Держи публику. Скрипочка есть? Палочка полосатая, пистолетик, штаны форменные?.. По штанам, роялю, жене и скрипке вас отличают от других голых!
Сто одиннадцать
Что бы я делал в экстренных случаях, в пиковых положениях?
Я бы кушал ночью – это раз. Спал бы днем – это два.
Пил бы для веселья с быстро хмелеющими женщинами от недорогих вин типа «Алиготе» – три.
И только с пьяными женщинами разговаривал – четыре.
Я бы работал, когда хочется, – шесть.
И часы бы перебил – семь.
И детей бы узаконил. И наелся устриц.
И в Париж на минутку и обратно – восемь.
И в деревню на подводе с сеном и девками – семь.
А обратно быстро на машине – девять.
И спать – десять, одиннадцать, двенадцать. Стричься у ласкового парикмахера с длинными пальцами, а бриться у длинноногой, смуглой и сидеть низко, чтобы она наклонялась и пачкала свой нос в пене, а я бы ее слизывал, и мы бы оба смеялись.
Это восемь.
Охотиться можно, но не на уток, а на воднолыжников из мелкокалиберки с упреждением.
Это семь.
И не забыть выиграть у китайцев сражение и Порт-Артур отбить у них.
И тут же окружить себя пленницами.
Портреты им поменять на свои.
Из ручек у девушек цитатники вынуть и вложить что-нибудь другое – это шесть.
«Скорой помощи» рыло набить, чтоб начеку и почутче, в корне почутче.
И наших всех реанимировать, а то скучно.
А гады пусть мрут от инфарктов и пестицидов. Это десять.
Да, кондиционеры на лето – слушайте, это же невозможно, – и унитазы всем починить. Это сто.
Борьбу с пьянством прекратить, тем более что это не борьба и это не результат.
Пограничников снять и хорошо угостить.
А чтоб сюда не лезли, забором все и дырки как положено – черт с ними, пусть видят, что здесь и как здесь весело. Это сто одиннадцать.
Морякам всем вернуться. Они туда плавают, чтоб здесь гулять, так здесь и так гуляют.
С театрами… Пусть играют – ни вреда ни пользы, давайте что хотите, только осторожно, не дай бог, перемрете от бессилия своего бесстрашия, от чудовищного выбора позиции в классовой борьбе.
В баню по четвергам, ребята. Это всем, кроме официантов и поваров, они по пятницам.
А в четверг все вместе, с воблой, пивом, раками, зеленью и, ты господи, водочкой.
Но в понедельник буду строг, тишина чтоб до обеда, до шести вечера.
Воробьям-сволочам лапы ватой обмотать.
Псам – кляпы.
Львам в зоопарках и у Берберовых – глушители на пасть.
Женщинам не рожать, пусть мужчины подсчитают.
И все спим, в понедельник тишина.
Вторник, среда – личное время.
По пятницам – с девяти до двенадцати – все выслушиваем друг друга. В комнате, мирно.
И перестаньте ругаться, кричать друг другу: «Еврей!»
У нас в стране не все евреи!
Он таким не был…
Для С. Юрского
– Здравствуйте! Сегодня у вас день рождения? Очень приятно. Извините, я без подарка. Спонтанно получилось. Пробегал мимо, ничего не успел, пробегаючи. Сейчас все так рано закрывается.
А, собственно, какой у вас размер, хозяюшка?.. Сорок шесть, два… Все равно ничего не было.
Спасибо. Салатику?.. Ага. Нет, нет, сюда. Селедочки?.. Можно, можно. Вот этой рыбки. А там что краснеет?.. Можно, можно, красненькой, солененькой, трескучей, даже еще кусочек. А это что, желтенькое?.. Ложечку можно. И помидорочку солененькую, сочненькую. Сами солили? Как интересно, ну, тогда еще одну.
А что ж хозяин себе ничего не берет? (Выискивает, что бы еще взять.) Хоть бы… (Кряхтит: блюдо далеко.) ломтик холодца себе положили. И соседка моя ничего себе не берет. (Накладывает себе.) Берите себе, берите…