Собрание произведений в пяти томах. Том 2. Семидесятые
Шрифт:
А с деньгами как? Я в сберкассе не держу.
Я в холодильнике, в морозильнике: залил водой и окостенело триста двадцать два рубля пятьдесят семь копеек.
А черт его знает! Колебаний у меня крупных нет, а мелкие сомнения...
Все в квартире держу – картошечка, лучок, мучка...
Ванна всегда полная. Вдруг – с водой? Есть, есть – и нет, нет.
Свечечка наготове. Лампочка – тюк, а у меня свечечка и спичечка.
Я электричеству доверяю, и колебаний у меня крупных нет. Но сомнения мелкие...
Два запасных стекла... Примус. Помните? У всех был, а у меня есть.
Керосина
А вдруг таким снегом занесет, что мы не выйдем никуда?! А у меня все есть.
Пенициллину принял, примус разжег, бинты приготовил, консервы открыл и живешь и из окна смотришь.
Хуже будет, если ничего такого...
Все в новой квартире держу...
На антресолях такое развел! Проросло все там. Такие жуки, как лягушки. От спичек самовозгорание два раза было. Еле спаслись...
Мне в с кем покрупней поговорить...
Чтоб сомнений у меня не было. А?.. Я могу надеяться? Тогда я это к чертовой матери... А?
Может, мне не запасаться? А?..
А что там строят? За забором?
Как бы мне узнать!
Колебаний у меня крупных нет. Хочу, чтоб сомнений не осталось.
Что вы сказали?.. Какой слух идет?..
Гражданское мужество
Вот я тут слышу, многие говорят, что у нас все хорошо. С хоккеем замечательно, с шахматами просто хорошо совсем. Вроде уже больше никаких таких проблем, таких крупных, не осталось. Вот еще, мол, сигналы поступают с других планет.
Так вот, отвечать или отмалчиваться? Если это, мол, решим, ничего уж такого важного, крупного, такого серьезного не останется.
Уже вроде все налажено, решено, наделано очень хорошо.
Ну еще там витрины не умеем оформлять, а как научимся, так вроде уже и ничего такого крупного... Это говорят некоторые, а некоторые не удовлетворяются тем, что говорят, и пишут еще... Еще пишут об этом в книгах.
Думаете, они так говорят, что действительно так уж со всех сторон?..
Смелости не хватает, гражданского мужества. Посмотреть в лицо себе. Крикнуть: «Не могу молчать!» Что значит: недостатки кончились? Да ты выйди, встань на площадь, оглянись. Реклама горит. А в ней третья буква горит?
«Пар...ходами». Что «пар...ходами»? Ах, «плывите пароходами»! Все проходят мимо, все.
Милиция куда-то пьяного тащит, очередь за чем-то мерзнет, и никому нет дела. А меня гнев терзает. Крикнуть хочется: «Буква, буква!»
Всем плевать, у всех все решено. Где же гражданский гнев? Вот вам – все хорошо!
Идем дальше. Новые районы, жилье. Во, вижу – глаза загорелись. Что, не проблема? Так куда форточки открывать? Туда или сюда? Сюда или туда?
Я в новых районах был, я из люка наблюдал. Как раз в люк провалился.
Водой там все залило, ни черта не видать.
Смотрю из люка на форточки, и ярость меня душит.
Что это, не проблема? Почему не обсудить с народом? Опрос населения, дискуссию развернуть. Могут быть разные мнения. Неприятно, неожиданно, но что делать? Кто-то «за», а какой-то гад – «против». Может такой гад найтись.
Так что же, из-за него не проводить дискуссию? По такой
Иду дальше, рубить так рубить. В глаза, в душу, в лицо. В кафе иду, в вечернее. Полдня стою в очереди, попадаю. Вроде все хорошо. Острым глазом подмечаю: к чашке два куска сахара дают. Так, это откуда же идет? Это где решили? Наверху? А может, нам мало тут, внизу? Они же живые люди, тут, внизу? Они еще и разные кое в чем. Некоторые даже отличаются друг от друга. Да, не слышали? А может, кому-то не сладко здесь, в кафе? А мы за что боремся друг с другом? Чтоб всем одинаково было хорошо.
Да, на первых порах кто-то бросит три куска, когда ему нужно два. Ничего, сглотнем. Это доверие к людям. А людям осторожно, с оглядкой, но иногда можно доверять.
Вот вам еще проблема.
И, как ни горько, кроме тех недостатков, что я перечислил, есть еще.
С удобствами как на улицах? Я вижу, некоторые оживились.
Есть недостаток – нет удобств: идешь-идешь, бежишь-бежишь... Тьфу.
А ручки на троллейбусах? Многие заерзали. Что, больное место задел? Да, неудачно стоят. Не во что вцепиться. И никто мне рот не закроет.
Зеркала в бане волнистые. То ли ты в штанах, то ли без. И рожа такая... Ну зеркала делают!
Бритва электрическая: жужжишь, жужжишь, жужжишь, жужжишь... Это настолько остро, что об этом можно уже и не каждому говорить.
Тут и туристы, которые не должны знать, тут и свои некоторые.
Так что лучше вообще молчать. При встрече бритву показал, оба понимающе усмехнулись и исчезли. И продавцу – ни слова. Хорошо, мол, бреет.
– А почему возвращаете?
– А на железную перехожу. По совету врачей.
– А чего возвращаете пылесос, магнитофон, туфли, плащ и брючный пояс?
– А так, мол, увольняюсь.
Но это уже проблемы, о которых молчат. Разражаешься справедливым гневом в урну, в ямку.
Да, есть проблемы, о которых молчат, если это нужно для их устранения. Но есть то, о чем молчать нельзя! Вот я и не могу молчать.
Все довольны: нашелся один смельчак. И всем легче стало. А он – давай шкурой вперед. Я тоже могу молчать и про ручки и про форточки. Никто меня не обязывал и не просил. Мог и не говорить. А что я сказал? Что думал, то и сказал. Конечно, кто-то будет недовольный, я его понимаю. Может, я что-то лишнее сказанул?
В запале, наверное, я что-то лишнее наплел. Понесло меня тут. Но я хотел, чтоб лучше все-таки. Но если я действительно что-то, то я могу отказаться. Тут же.
Я, если задел кого-нибудь, я могу извиниться. Все молчат, но я, знаете, не то чтобы нагорело или, не дай бог, накопилось, – нет. По дурости. Сколько раз себе говорил: «Все молчат. А ты?»
Это когда гражданское мужество понесет, так тут запирай ворота. В общем, я просто на коленях умоляю: забудем то, что я здесь наговорил. Что я, не понимаю? Если нужно помолчать, значит, помолчим. Чем дольше молчишь о недостатке, тем лучше для него. Это – правило. И не нужно бояться своей смелости – не трусить от своего мужества, не дрейфить от своего бесстрашия. Чувство собственного достоинства... Гордо поднятая голова... и тсс-с!