Собрание произведений в пяти томах. Том 2. Семидесятые
Шрифт:
Наши милые дамы, наше чудо, наше украшение. Вставать рано, собирать детей и этого типа на работу. Самой на бегу проглотить маленький кусочек, успеть причесаться, кое-что набросать на лицо. Прийти на работу – и выглядеть. И в обед занять очередь в четырех местах и все успеть. И прибежать домой, накормить детей и этого типа. И бегать, и вытирать, и шить, и починять. А утром будильник только для тебя. Для тебя будильник, как для тебя огонь плиты, для тебя толпа и давка, для тебя слова, шипящие сзади. А ты поправишь прядку – и бегом. И любят тебя как раз не за это: к этому
И тебе еще надо умудриться, пробегая в день пятьдесят километров, оставаться слабой. И ты умудряешься: поди пойми, что главное.
И я тебя люблю за все. Только прошу, остановись на бегу – на работе, дома, встань стройно, посмотри в зеркало, поправь что-то в лице. Чуть сделай губы, чуть глаза, реснички вперед и наверх, покачайся на красивых ногах – и опять... А мы ждем тебя. Ждем всюду. С букетиком и без. Со словами и молча. На углу и дома. Приходи! И в дождь, и в снег... И – не все ли равно!..
Женский язык
Все очень просто, если понимаешь женский язык. Едет женщина в метро. Молчит.
Кольцо на правой руке – замужем, спокойно, все стоят на своих местах.
Кольцо на левой – развелась.
Два кольца на левой – два раза развелась.
Кольцо на правой, кольцо на левой – дважды замужем, второй раз удачно.
Кольцо на правой и серьги – замужем, но брак не устраивает.
Два кольца на правой, серьги – замужем, и есть еще человек. Оба женаты. Один на мне. Оба недовольны женами.
Кольцо на правой, одна серьга – вообще-то я замужем...
Кольцо на левой, кольцо на правой, серьги, брошь – работаю в столовой.
Темные очки, кольца, брошь, седой парик, платформы, будильник на цепи – барменша ресторана «Восточный». Мужа нет, вкуса нет, человека нет. Пьющий, едящий, курящий, стоящий и лежащий мужчина вызывает физическое отвращение. Трехкомнатная в центре. Четыре телефона поют грузинским квартетом. В туалете хрустальная люстра, в ванной белый медведь, из пасти бьет горячая вода. Нужен мужчина со щеткой, тряпкой и женской фигурой.
Ни одной серьги, джинсы, ожерелье из ракушек, оловянное колечко со старой монеткой, торба через плечо, обкусанные ногти, загадочные ноги – художник-фанатик, откликается на разговор о Ферапонтовом монастыре. Погружена в себя настолько, что другой туда не помещается...
Бриллианты, длинная шея, прическа вверх, разворот плеч, осанка, удивительная одежда, сильные ноги – балет Большого театра. Разговор бессмыслен: «Вы пешком, а я в „мерседесе“. Поговорим, если догонишь...»
Кольцо на правой, гладкая прическа, темный костюм, белая кофта, папироса «Беломор»: «Что вам, товарищ?..»
Кольцо на правой, русая гладкая головка, зеленый шерстяной костюм, скромные коричневые туфли и прекрасный взгляд милых серых глаз – твоя жена, болван!
Наши мамы
Что же это за поколение такое? Родилось в 1908-17-м. Пишут с ошибками, говорят с искажениями. Пережили голод двадцатых, дикий труд тридцатых,
Пешком при таких ногах. Не забывая при такой памяти. Не имея силы, но обязательно написать, поздравить, напомнить, послать в другой город то, что там есть, но тут дешевле. Внимание оказать. Тащиться из конца в конец, чтоб предупредить, хотя там догадались. И не прилечь! Не прилечь под насмешливым взглядом с дивана: «Мама! Ну кто это будет есть? Не надо, там догадаются. Нет смысла, мама, ну, во-первых...»
Молодые – стервы. Две старухи тянут из лужи грязное тело: может, он и не пьян. А даже если пьян... Молодые – стервы. «Нет смысла, мама...»
Кричат старухи, визжат у гроба. Потому что умер. Эти стесняются. Сдержанные вроде. Мужественные как бы... Некому учить. И книг нет. А умрут, на кого смотреть с дивана? Пока еще ходят, запомним, как воют от горя, кричат от боли, что брать на могилы, как их мыть, как поднимать больного, как кормить гостя, даже если он на минуту, как говорить только то, что знаешь, любить другого ради него, выслушивать его ради него, и думать о нем, и предупредить его.
Давно родились, много помнят и все работают, работают, работают, работают. Наше старое солнце.
Что с нашим человеком?
Что с нашим человеком?
Каким он стал?
Он агрессивен от незнания.
Нахален от отсутствия.
Туп от грубости и груб от тупости.
Помят от передвижения.
Бесцветен от промышленности.
С язвой от невысказанности.
С инфарктом от сказанного...
Конечно, его надо избегать и проезжать мимо, когда он вдали перебегает с испорченным желудком от государственной еды.
От него надо прятать дочерей.
Он носит пьяное зачатие от бессмысленной жизни, за которую он так благодарен, и так помнит войну, что не представляет жизни мирной.
Прячьте от него все, и он станет еще ужасней.
И все скажут: зачем за него бороться, если он так ужасен.
Военная кость
Сила воли, принципиальность, честность – все у нас есть, но их не проявляем – время еще не пришло... Рано пока... Это ж такие орудия, что из них по воробьям не бьют. Да, согласен, я пока и поддержу эту муру, что ж я из-за этой чепухи истрачусь? Недостойно это моего характера! Я говорю себе – потерпи! Я обязательно скажу то, что думаю. Но не сейчас... Ничего, двадцать лет не говорил, еще потерплю... Мой час прогремит! А силу воли я на периферии тренирую. В горах Кавказа и Алатау в связке с молодыми людьми.